Евгений Токтаев - Тени надежд

– Позволь наступать, великий государь, – повернулся к брату Оксафр.

– Не торопись. Пусть идут кардаки.

Дарайавауш взмахнул рукой. Ему не терпелось увидеть в бою своих любимцев, созданных по эллинскому образцу.

Кардаки и наемники двинулись вперед и быстро достигли реки. Мидяне расступались, пропуская их. Заросли ивняка разорвали ряды персидской фаланги. Речка совсем узкая, но берега крутые, в полтора человеческих роста, глинистые и скользкие.

– А ну, поживее! – кричал Аристомед, опасавшийся, что македоняне скинут его назад.

Не скинули. Педзетайры не сдвинулись с места, позволяя врагу выбраться на берег. Такую тактику предложил на военном совете Пердикка.

– Если их сразу в воду сбросим, они снова за стрелы возьмутся. Плохо это для нас. Пусть уж вылезут, даже построятся. Завязнут сильнее.

– Рискованно, – покачал головой Антигон, – да и сколько у них стрел может быть?

– У персов-то? – переспросил Кен, – много.

– Что-то в этом есть, – задумчиво проговорил Леоннат.

– Хорошо, – сказал Монофтальм, – действуйте так.

Вот и действовали. Кардаки и наемники, восстановив строй, плотно сомкнув ряды, двинулись вперед. Среди людей Тимонда были спартанцы, они запели пеан, подхваченный остальными эллинами.

Пердикка прищурился. Враг совсем близко. Пора?

Кардаки тоже затянули какой-то монотонный вой на своем языке.

Пора?

– Ну же, Пердикка, – не выдержал Кен, – начинай!

Пердикка его, конечно, не слышал, но движение должен был начать именно он, угловой правого крыла. А идти надо, никогда македоняне не встречали врага стоя на месте, хотя и не атаковали бегом, как спартанцы.

Все ближе и ближе чужие щиты. Все ближе воины, нелепо выглядящие в варварских штанах и эллинских льняных панцирях, с лицами, замотанными платками.

Пора!

– Фаланга! – прокричал Пердикка, – вперед!

Две тысячи ног шагнули, как одна.

– Алалалай!

Кардаки вздрогнули. Они впервые шли на частокол копий. Колени воинов затряслись, движение замедлилось.

– Не отставать! – кричал Аристомед.

Он видел, что наемники Тимонда, не столь пугливые, как персы-фалангиты, вырываются вперед. Тимонд, напротив, понятия не имел, что происходит слева от него и бодро наступал на Кена и Леонната.

Ближе, ближе.

– За Македонию! – зарычал Пердикка, качнув сариссой вперед.

– За Македонию! – помчался по рядам грозовой вал.

Кардаки попятились.

– Держать строй, собаки! – орал Аристомед.

Опытный в драке строй на строй, фессалиец уже в зародыше распознал панические настроения подчиненных. Как не гонял он их, готовя к столкновению с вражеской фалангой, бодро наступая на учениях, в настоящем бою кардаки дрогнули. Большую ошибку совершили персидские военачальники, собрав в этот отряд слабейших, ибо не хотели переучивать отборных щитоносцев-спарабара и "бессмертных", опасаясь задеть их честь. "Бессмертных", в рядах которых служили целые воинские династии, предложение сражаться по-эллински возмутило бы до глубины души. Шахиншах понимал это, но надеялся, что его эллины смогут воспитать из кардаков могучую силу.

Не смогли.

– Ха! – выдохнул Пердикка, сбивая с ног вражеского воина.

– В воду их! – кричали слева.

– Давай, давай, жми! – напирали задние, почуявшие, что враг подается.

Кардаки показали спину.

– Стоять, трусливые ублюдки! – выл Аристомед, на глазах которого рушился мир и все надежды на возвышение.

Копье сломалось. "Второй Мемнон", как его звали персы, выдернул из ножен меч и, отбивая в стороны наконечники сарисс, бросился вперед, не в силах вынести позора. Даже до щитов македонян не добрался, повис на копьях четвертого ряда...

Кардаки с воплями сыпались в реку.

– Что там происходит? – встревоженно вглядывался вдаль Дарайавауш.

– Дозволишь узнать? – спросил Оксафр.

Шахиншах кивнул.

Гонец умчался, но вернулся довольно быстро.

– Кардаки разбиты! Аристомед отступает!

– Что?! – вскричал шахиншах, – скачи к Реомифру и Сабаку! Пусть они дадут пинка этим трусам и отгонят яванов от реки! Что у Тимонда? – вновь повернулся Кодоман к брату.

У Тимонда дела обстояли получше. Наемники к бою фаланг привычны и сеча в центре разгорелась жаркая. Эллины ломали древки сарисс, добираясь до схватки щит в щит. Особенного успеха они добились на своем правом краю, где шел сам Тимонд. Здесь против них стояли ионийские ополченцы Леонната. Опыта у них было мало, и гоплиты начинали понемногу пятиться.

Это заметил Набарзан, топтавшийся на месте. Он немедленно послал скорохода к шахиншаху.

– Позволь атаковать, повелитель! Мы добудем победу!

– Да поможет вам Ахура Мазда! – благословил Кодоман.

Тяжелая поместная конница приступила к переправе.

Антигон тоже видел, что Леоннат мало-помалу отступает. Стратег поудобнее перехватил кизиловое древко копья.

– Вперед, гетайры!

Пространство для разгона двух конных лавин было совсем небольшим, но сшибка все же получилась страшная. Щитов не было ни у кого, но персы, все же, имели преимущество в защите: шесть сотен знатнейших воинов, именуемых "родичами шаха", были прикрыты панцирями и поножами из мелких прямоугольных стальных пластинок, нашитых на кожаную основу. Даже на коней надели подобные нагрудники [57] Согласно реконструкции М. Горелика, в IV веке до н.э. персы уже создали прообраз будущего катафрактария, еще без сплошной конской брони. . У гетайров доспехи куда скромнее.

Антигон, умело направляя своего ширококостного серого "фессалийца", уклонился от первой, самой кровавой сшибки, и теперь колол копьем, почти не глядя, не пытаясь высматривать слабые места в броне, похожих на железные статуи персов. Те в долгу не оставались, и стратег-автократор почти сразу заработал рану на левом бедре. Храпели кони, лязгала сталь. Множество воинов уже корчилось в агонии под копытами.

Селевк прикрывал Монофтальму спину, вертясь на конской спине, быстрее детского волчка. Его копье давно сломалось, и телохранитель бился мечом, клинок которого мелькал быстрее молнии. Скоро лишился копья и Антигон, тоже пришлось взяться за меч.

Основная масса персов, не защищенных тяжелыми доспехами, обтекала ревущую свалку, заваливая македонян стрелами. Правда, очень скоро луки стали практически бесполезными – высока вероятность повредить своим.

Набарзан, орудуя топором с клинком столь узким, что справедливее его было бы назвать чеканом, пробивался к военачальнику яванов, рассчитывая сойтись с ним в единоборстве. Он высматривал доспехи побогаче, и кричал по-эллински:

– Одноглазый! Сразись со мной, если ты мужчина!

Голос его тонул в потоке черной брани, льющейся со всех сторон.

– А, умри, явана! – брызгал слюной потерявший оружие перс, голыми руками вцепившийся в горло Лисимаху.