Евгений Токтаев - Тени надежд

Дарайавауш побледнел, судорожно, до белизны в костяшках пальцев, вцепился в борт колесницы. Его глаза метались по полю в поисках резервов и не находили их.

Бесс нахлестывал коня, предвкушая, как яваны разбегутся в панике, едва завидев атакующий клин бактрийцев и согдов. Он уже слышал шум сражения и отчаянно торопился, опасаясь, что Набарзан успеет украсть у него победу.

В возникших на дороге лидийцев, воины Бесса врубились, как топор в мягкое дерево. И завязли. Бойцы Артагата прилипли к бактрийцам, как мухи к ложке с медом. Согды, саки, с улюлюканьем завертели гигантскую карусель, осыпая лидийцев стрелами. Те не отставали, кружа вокруг бактрийцев, как слепни возле коровы.

Бесс дотянулся топором до одного из вражьих воинов, но больше никого не мог достать. Колеса из всадников, сталкиваясь, пересекаясь, медленно катились к месту основного сражения.

Антигон, у которого спина зачесалась от предчувствия удара с тыла, попытался разорвать цепь, притянувшую его к Набарзану. Оба уже выдохлись, поэтому, когда раздались крики: "Отходим!" – персы не нашли в себе сил повиснуть на македонянах мертвой хваткой, как бойцовые псы. Все же гипасписты и пельтасты Эригия сделали свое дело, хоть и понесли очень большие потери. Прорыв персидской конницы провалился.

Персы и македоняне отхлынули друг от друга, оставив на месте ожесточенной схватки сотни людских и конских трупов.

Среди гетайров больше половины покрыты ранами. Сам Антигон ранен дважды. Набарзан отходил, морщась и зажимая ладонью бок. Персы, у кого еще остались стрелы, принялись покусывать македонян издали.

Не учел Набарзан, пекущийся лишь о себе, что, завидев его отступление, дрогнет измученный Тимонд. Сын Ментора, покрытый ранами, держался из последних сил. Едва отступавшая персидская конница обнажила истерзанный правый край фаланги наемников, как Эригий, собрав остатки гипаспистов, ударил по нему. И Тимонд не выдержал.

– Отступаем!

Наемники попятились, а Леоннат устало сел на землю, снял шлем, отложил красный от крови меч и вытер со лба пот.

– Все... Стоим... Сил больше нет.

Никто из ионийцев с ним не стал спорить, уцелевшие едва держались на ногах.

У шахиншаха кровь отхлынула от лица: яваны теснили "бессмертных".

К государю подлетел один из сотников Набарзана, с головы до ног, вместе с конем, перепачканный кровью.

– Повелитель! Яваны отступают! Набарзан просит помощи, чтобы окончательно опрокинуть их!

– Помощи?! – закричал шахиншах, – где я возьму эту помощь! Яваны прорвались на левом крыле! Пусть Набарзан немедленно прибудет туда и отбросит их!

Сотник помчался выполнять приказ, от которого хазарапатиша заскрипел зубами. Но повиновался.

Тем временем, Кен, дожимая Тимонда, сбросил его в ручей. Наемники побежали. Показали спину и "бессмертные". Набарзан на выручку не успел.

Персы отступали по всему фронту, но преследовать их союзники не могли. Не осталось сил.

Бесс почти рассеял лидийцев, когда заподозрил неладное. До места основного сражения ему уже было рукой подать, противник, как ему и положено, разбегался, когда шахраб Бактрии, бросив случайный взгляд на противоположный берег Сара, увидел бегущих и там.

– Что это? – в этом же направлении указал рукой Спантамано, оказавшийся поблизости.

Он напряг зрение, приложив ладонь козырьком к глазам.

– Наши бегут!

– Ты что несешь... – начал было Бесс, и осекся.

Лидийцы откатились к западу, зализывать раны. Бактрийцы и согды влетели на вершину невысокого холма, закрывавшего от них панораму битвы.

– Ангра Манью... – прошептал Бесс.

– Смотри! – вытянул руку Спантамано.

Оба видели, как несколько сот вражеских всадников двинулись шагом в их направлении, потом перешли на рысь.

– Отступаем! – скомандовал Бесс.

– А как же шахиншах?

– Дурень, какой шахиншах? Надо ноги уносить!

Так закончилась битва при Адане. Отряд Бесса, еще достаточно свежий, на следующий день достиг города. Шахраб Бактрии забрал с собой царскую семью, бросив все остальное, оставив эллинам огромный обоз, даже гарем Кодомана и отступил в Малл.

Сам шахиншах, видя, что эллины не преследуют его, принялся собирать остатки войска. Он сохранил лучшие его части, но все они были изрядно потрепаны, и о новом сражении не могло идти и речи, потери персы понесли чудовищные. В битве погибли Аристомед, Реомифр и Оксафр. Был тяжело ранен Сабак. Погибло множество командиров рангом помельче. Через два дня после сражения от ран скончался Тимонд.

Антигон потерял убитыми треть войска. Среди выживших мало кто избежал ран. Героически дравшийся Кен разделил судьбу Тимонда.

Доблестный Пердикка, опрокинувший несколько волн персидской пехоты, по иронии судьбы понес наименьшие потери.

Союзники, так же, как и персы, не могли возобновить сражение. Два дня эллины собирали по окрестностям дрова для погребальных костров. Похоронив павших, Антигон скомандовал отступление в Адану.

Атизий, который должен был охранять лагерь и обоз, напуганный рассказом Бесса, бежал вместе с ним.

Шахиншах подошел к Адане только через пять дней после занятия города Антигоном. Войско его было голодно и измучено.

День персы стояли на противоположном городу берегу реки. Войско их таяло на глазах: воины разбегались кто куда, угроза расправы не могла их удержать.

Наконец, разведка донесла, что эллины ушли. Антигон решил вернуться в Тарс.

Шахиншах занял Адану. Его наложниц эллины не тронули (ну, почти), все они дожидались господина к вящей радости того. Обоз, конечно, был разграблен, но это не помешало Дарайаваушу издать указ, возвещавший о победе персов и изгнании яванов из Киликии.

То, что Тарс, куда ушел Антигон – тоже Киликия, решили умолчать. Набарзан быстро оправился от раны и инструктировал гонцов, которые должны были принести в Вавилон и все шахры весть о великой победе. Хазарапатиша объявил, что цель похода достигнута.

– Вернемся в следующем году, – уверял шахиншаха Набарзан, – вот увидишь, великий государь, яваны к тому времени передерутся между собой. Это стадо баранов крепко бьется рогами, но без пастуха разбредется на все четыре стороны.

Дарайявауш слушал отстраненно, опустив веки. Он очень устал и мечтал лишь о возвращении в Вавилон. Ему хотелось как можно скорее оказаться в успокаивающей прохладе тенистого сада, за которым он так любил ухаживать. Сейчас шахиншаху не думалось ни о чем, даже о наказании предателя Бесса, захватившего его жену и мать и, загоняя коней, мчавшегося на восток.

Великий шах еще не знал, что именно в день Аданы на глиняных ногах титана, попиравшего огромное пространство от Египта до гор Гиндукуш, появилась первая, неумолимо расширяющаяся трещина.