Константин Костинов - Джип, ноутбук, прошлое

Руслан мысленно отметил не давать Ане здешних конфет, разве что из дорогих магазинов и перелистал на начало записей. Немного проскочил вперед и увидел очень любопытную вещь.

"Причины проигрыша в войне: усталость народа и армии от затяжных военных действий, неготовность промышленности к производству необходимого для фронта в течение продолжительного периода".

"Причины затягивания войны: а) несогласованность действий армий Самсонова и Ренненкампфа в начале войны, б) отсутствие возможностей прорыва обороны противника в середине войны, в) малая скорость перемещения войск в течение всей войны".

"Возможный выход из сложившейся ситуации: выигрыш войны в течение первого года, до появления усталости и исчерпания запасов".

"Пути преодоления причин затягивания войны:

а) несогласованность – радио;

б) малая скорость – автомобили;

в) отсутствие возможностей прорыва – ТАНКИ".

– Это я так, – небрежно бросила Юля, увидев взгляд мужа, – на досуге примерно прикинула… Но я ничего этого делать не собираюсь! – громко добавила она. И тут же спросила мужа:

– Ну? Что скажешь?

– Юля, боюсь спросить… Откуда ты знаешь про Самсонова и Ренненкампфа?

– Читала. У Пикуля и Бушкова. Правда, у Пикуля было написано, что это Ренненкампф подставил Самсонова за то, что тот когда-то ударил его по щеке, а у Бушкова – что это Самсонов подставил Ренненкампфа за то же самое. Но что все дело было в том, что две армии не согласовали свои действия, я точно помню. Не отвлекайся. Что ты скажешь вообще про мои мысли?

Руслан потер подбородок.

День похорон капитана Льва Мациевича превратился в день национального – ну или по крайней мере общестоличного – траура.

Невский проспект был запружен толпами народа, желавшего отдать последнюю память убитому пилоту. Местами, не стесняясь слез, плакали женщины. Над людской массой плыла огромная тридцатисаженная туша дирижабля "Кречет".

У Торговых рядов от толпы отделился человек и остановился за углом, отдыхая и украдкой вытирая глаза носовым платком. Ветер, разумеется, всего лишь ветер…

Актер Народного дома Глебов-Котельников, чье настоящее имя было Глеб Евгеньевич Котельников, поежился и поднял воротник пальто, пытаясь прикрыться от на самом деле холодного ветра. Особенно мерзли уши, кепка не спасала.

– Ужасная трагедия, не правда ли? – произнес голос слева.

Котельников обернулся. Рядом с ним остановилась семейная пара: мужчина, чуть младше самого Глеба, с короткой светлой бородой, в пальто и широкополой шляпе, и темноволосая женщина с маленькой кожаной сумочкой.

– Ужасная, – кивнул Котельников, – Авиаторы не должны ТАК погибать.

– Простите, – недоуменно поднял бровь незнакомец, – А как же они должны погибать?

– Нет-нет, вы меня неправильно поняли. Люди вообще, по моему мнению, погибать не должны. Просто… быть убитым грабителем, в грязной парадной… Ладно еще в воздухе…

– Выпасть из сиденья, – подхватил незнакомец, – и темным комком лететь вниз, к земле, понимая, что спасения нет и смерть наступит через несколько секунд. А потом удар! – незнакомец резко хлопнул рукой в перчатке по ладони, Котельников чуть не подпрыгнул, – Переломаны абсолютно все кости, расколот череп, ребра проткнули сердце… ТАКАЯ смерть лучше?

Актер содрогнулся. У него было живое воображение и картина, нарисованная собеседником, стояла перед глазами, как живая.

– Ну почему, – возразил он, – есть же… – Котельников защелкал пальцами, – эти… парашюты.

– Как у Леонардо да Винчи? – включилась в разговор женщина, очевидно, жена незнакомца.

– Ну да, – скептически сморщился незнакомец и придержал шляпу, чуть не сбитую порывом ветра, – представляю я эти парашюты. Огромное полотнище, которое нужно привязывать снаружи са… аэроплана. Летит аэроплан, а сбоку этакая огромная колбаса болтается.

– Разве нельзя придумать что-то маленькое, дорогой? Вроде зонтика?

– Нельзя, – отрезал муж, – для того, чтобы надежно задержать падение, нужна огромная площадь "зонтика", а, значит, до использования он будет занимать много места. Нельзя большое превратить в малое. К тому же, – добавил он, – я уверен, что русские не способны придумать что-то новое в этом вопросе.

– Не очень-то патриотично, – Котельникова задело за живое.

– А я не русский, – отрезал незнакомец, – Я – американец. Cmon, honey.

Они повернулись, женщина на ходу открыла сумочку и выдернула из нее огромный шелковый платок, тут же развернувшийся и заполоскавшийся на ветру. Женщина накинула платок на плечи и парочка скрылась в толпе похоронной процессии.

Котельников задумчиво смотрел им вслед. Перед его глазами стояла картина человека, летящего вниз, к земле и шелковый платок, такой большой и так удачно поместившийся в маленькую сумочку.

– Превратить большое в малое… – пробормотал Котельников.

– Думаешь, получиться? – Юля, убедившись, что забавный лопоухий человек их не видит, сдернула неудобный платок и принялась запихивать его в сумочку.

– В прошлый раз получилось, – пожал плечами Руслан, – В этот раз тоже может. Потом проверим.

Юля подняла над головой серебристую коробочку фотоаппарата и щелкнула процессию.

– Ну и зачем?

– Для памяти.

– Юля, смотри, наживем мы проблемы с такой "памятью".

– Проблемы, – серьезно сказала Юля, – у нас уже есть. Две.

Сердце Руслана упало.

– Что ты имеешь в виду?

– Во-первых, – сказала Юля, – у меня светлые волосы отросли у корней и я теперь не знаю: оставлять их светлыми или красить в черный, как было.

– А во-вторых?

– Во-вторых, – Юля наклонилась к уху мужа, – у меня скоро начнутся месячные, а здешние прокладки я видела. Это ж не прокладки, а подушки, с ними ходить невозможно. Что бы придумать?

Потянулись длинные скучные дни, в течение которых не происходило ничего интересного.

Фрезе принес "американцам" две паспортные книжки, так что теперь они стали полноправными гражданами Российской Империи. Можно было купить пистолеты, но скука и безмятежность последних дней привели к тому, что эта идея как-то заглохла.

Руслан возился с автомобилем на основе УАЗа. Вернее, так как УАЗ повторить на базе 1910-х годов было невозможно, они с Фрезе общим мозговым штурмом пришли к идее автомобиля, более напоминавшего первые "джипы" Второй Мировой, некую помесь "доджа" и "виллиса". Стимпанковская струнка в душе робко предлагала нечто вроде парового "роллс-ройса", но была безжалостно задавлена суровой реальностью: отчаянно дымящая и пыхтящая машина, прыгающая по полю – отличная мишень.

Пока что автомобиль существовал в единственном экземпляре. Вернее, даже в пятипроцентном экземпляре: фактически он состоял из чертежей, исчерканных и перечерканных и деревянной модели, стоявшей в одном из сараев экипажной фабрики в Эртелевом переулке.