Константин Костинов - Джип, ноутбук, прошлое

Рациональность, подумал Руслан в который раз, это хорошо. Но и об этике забывать не стоит.

Он вспомнил свои сомнения насчет того, стоит ли помогать Российской Империи победить в Первой Мировой. Все-таки не самое идеальное государство…

Потом он понял. Он помогает выиграть не Императорской России, не государству, а просто России, той стране, которая, крути-не крути, его родина. В ней может быть самая разная власть, она может тебе не нравится, но страна остается ТВОЕЙ страной. Можно бороться против власти, раз уж она так тебя не устраивает, но нельзя из-за своей ненависти к власти позволить погибнуть стране. Это все равно, что попасть в 41-ый год и отказаться помочь стране только потому, что у власти – большевики и Сталин, который, по твоему мнению, кровавый тиран. Мол, пусть погибнут миллионы, но я не запачкаю рук, помогая диктатору.

Помогая выиграть Первую Мировую, он помогает не Николаю Второму, не дворянской верхушке, которая сидит слишком высоко, чтобы рассмотреть проблемы простых людей. Он помогает людям, тем, кто в другой реальности погиб под огнем пулеметов, был отравлен газами, разорван шрапнелью. Изобретатель не сгорит в броневике, футболист не будет застрелен в штыковой атаке, музыкант не упадет вместе с самолетом. Люди будут жить.

Руслан улыбнулся. Он внезапно понял иронию истории.

Если он в самом деле сможет повернуть течение времени так, что Первая Мировая будет выиграна, то этим подложит императору большущую свинью.

Да, война будет победоносно выиграна. И? Это решить те проблемы, которые существуют сейчас, в 1910-ом? Крестьяне получат землю? Рабочим повысят зарплаты, сократят рабочий день и перестанут смотреть на них, как на существ второго сорта? Купцы перестанут подделывать продукты, с улиц исчезнут проститутки, а солдатам можно будет ездить в трамвае и пить чай в буфете?

Не-ет, все останется по-прежнему. Победоносная война всегда, ВСЕГДА внушает власти мысль о том, что в стране "все нормально" и менять ничего не надо.

Армия устарела? Так мы же победили! И нужна Крымская война, чтобы начать реформу армии.

Крестьянам нужна свобода? Так мы же победили! И тогда "крестьяне, верный мой народ, да получат мзду свою от бога".

Нужны реформы? Зачем? Мы же ПОБЕДИЛИ!

Единственное исключение – Великая Отечественная, выигранная, но слишком дорогой ценой.

Станет что-то менять Николай Второй? Нет. Он и сейчас искренне верит, что в стране все хорошо, и тем более не станет сомневаться в этом в случае победы. А значит, революция все равно случится, рано или поздно, но случится. Слишком сильно прогнило все наверху. Даже если налетит волшебный ураган и унесет большевиков, эсеров и вообще всех революционеров, то очень скоро на их месте окажутся какие-нибудь "синие", "народосчастники", "эрэсы", которые будут продолжать дело "унесенных ветром". Потому что большевиков не с Марса сбросили и не в почтовом конверте прислали, они появились в России потому, что если очень долго плевать на людей, то среди них всегда найдется тот, кто соберет отряд и отправится сбрасывать этого плевуна. Самый главный виновник революции – сам император.

Тот, кто идет неправильным путем, тот придет в подвалы Ипатьевского дома, годом раньше или годом позже.

– …Руслан!

– А? Что?

– Муж мой любимый, ты сегодня веселый, но какой-то весь в себе. О чем задумался, детина?

– Да так… О судьбах России.

В дверь комнаты постучали.

– Руслан Аркадьевич – крикнула из-за двери Танюша, – К вам пришли!

Лазаревич вышел в гостиную, где его ожидал сосед, невысокий, коренастый адвокат Варсофоний Варфоломеевич – как он живет с такими именем-отчеством? – живший в квартире напротив.

– Руслан Аркадьевич, – подпрыгнул он ближе, – Ващ компаньон, господин Фрезе звонил на мой аппарат…

Да, телефоны были не у всех. Вот у Руслана не было.

– …просил сообщить вам следующее…

Варсофоний Варфоломеевич нацепил на нос пенсне и достал из кармана бумажку.

– "Иван Петрович пригласил из Императорского Московского Технического Училища специалиста по двигателям. Доктора Брилинга, Николая Романовича".

Коломенская улица. Дом номер одиннадцать. Обычный доходный дом, каких много в Петербурге.

Молодая женщина, в шубке и с муфтой, поднялась по лестнице и остановилась перед дверью одной из квартир. Переложила в другую руку объемистый бумажный сверток и крутанула рукоять механического дверного звонка.

За дверью послышались шаги, щелкнул замок. Молодая девушка выглянула на лестничную площадку.

– Вам кого? – не очень-то дружелюбно спросила она.

– Я к Марии Борисовне. По поводу ее покойного мужа.

– А вы кто?

– Лазаревич Юлия Николаевна.

Жена – вернее, уже вдова – журналиста Корнейчукова ждала Юлю в гостиной, сидя в кресле. Ноги укрыты пледом, возле кресла крутятся два ребенка: мальчик лет пяти и девочка двух-трех лет.

– Доброе утро. Юлия Николаевна?

– Доброе утро. Совершенно верно.

– Мы знакомы?

Мария Борисовна пригляделась к гостье. Юля взглянула на вдову.

По ощущениям – хорошо за тридцать лет. Усталое, осунувшееся лицо, тусклый взгляд, мышино-серая кофточка, на плечи накинут пушистый, коричнево-серый платок, напоминающий толстый слой пыли под кроватью.

– Нет, – покачала головой Юля.

– Вы знаете… знали моего мужа?

От этой оговорки у Юли по спине пробежали мурашки. "Не дай Бог, – подумала она, – мне когда-нибудь вот ТАК говорить о собственном муже. Врагу не пожелаешь…"

– Нельзя сказать… – начала Юля.

В соседней комнате заплакал ребенок, совсем уже младенец, судя по крику. Послышались тихие бормотания, кто-то, очевидно, нянька, успокаивал малыша.

– Нельзя сказать, – продолжила Юля, – чтобы я его знала, хоть сколько-нибудь близко. Случайное шапочное знакомство. Мы с мужем, он работает на фабрике господина Фрезе инженером, делает автомобили… так вот, мы с мужем были в гостях у художника Репина в Куоккале. Там мы и познакомились с вашим мужем.

Юля вздохнула и перевела дыхание.

– Может быть, чаю? – спросила Мария Борисовна.

– Благодарю, нет.

Мальчик выглянул из-за спины матери и гордо заявил:

– А мой папа…

– Коля, Лида! Пойдите… в спальню.

Набычившийся мальчик и очень серьезная девочка – маленькие девочки вообще всегда выглядят очень серьезно – утопали из гостиной. В дверях девочка обернулась и показала Юле язык.

– Так вот, – продолжила, улыбнувшись, Юля, – Мы с вашим мужем разговаривали, недолго, четверть часа, не больше. Но, видимо, наша семья ему чем-то понравилась, и он рассказал нам о своем тайном увлечении…

Губы женщины сжались:

– Что вы хотите сказать? Если вы намекаете… Если вы хотите… Пытаетесь…