Александр Чубарьян - Грешники. Книга 1. Корпорация Кольцо

— Толик, не придуривайся. — Хранитель вроде как шутя погрозил мне пальцем. — Ты же мегамозг. Координаты лагеря безумцев. Номер квартиры Тони, и… что там еще… цифры с мусорки. Назови мне эти цифры. Немедленно. И не провоцируй меня.

На этот раз я не спешил с ответом. Взял бокал с коктейлем, сделал сделал большой глоток, и поинтересовался:

— Допустим, кто-то знает способ клонировать ядерные бомбы. И запускать их гораздо чаще, чем это принято. Ну… скажем, раз в час. Допустим, этот же кто-то знает другой способ. Как отключать пост-ядерную защиту города, давая возможность атаковать один и тот же город не раз в три дня, а с периодичностью… ну, скажем, тоже раз в час. Вопрос: каким образом владелец города и его командиры смогут покинуть госпиталь, если на первичное восстановление живого организма от ядерного удара при максимально изученной медицине требуется не менее шести часов?

Все это время, пока я говорил, лицо хранителя мрачнело, а когда я закончил и небрежно швырнул пустой бокал в мусорную корзину, Егор Егорович вздохнул. Устало, и даже немного разочарованно.

— Толик-Толик, — произнес хранитель, качая головой. — Ну зачем ты усложняешь и без того сложную конструкцию?

— Я лишь хочу сказать, что мы находимся как минимум в равных условиях. — заметил я.

А сам левой рукой провел по монитору планшетника, запуская управление супер-оружием.

— Нет, — покачал головой хранитель. — Не в равных. Вирус трансформирует твое сознание, убеждая в правильности твоих действий, но ты совершаешь ошибку.

— Какой еще вирус? Паша — это вирус?

— А ты что? — презрительно сощурился Егор Егорович. — Думал, что Павел Дуров — это твой друг? Это мобильный нейро-вирус, поразивший кроме тебя еще несколько десятков миллионов человек, и случайно попавший сюда, в наш проект. К сожалению, непонятно, что было причиной, а что следствием, но мы всеми силами стараемся не допустить распространения вируса, и если…

— Вы применили ядерное оружие в городе Егор-1, — произнес механический голос, и хранитель осекся. Посмотрел на меня с недоумением, даже с разочарованием.

— И какой в этом смысл?

— Если с тобой сейчас что-то случится, — медленно произнес я, водя пальцами по интерфейсу, видимому только мне. — То ты застрянешь в своем госпитале, пока не прекратится ядерная атака, а она может не прекратиться никогда. Если я так захочу.

— Правда? — с тем же презрением спросил хранитель. — Сможешь сбросить в течение шести часов еще одну бомбу?

Я промолчал. Через несколько секунд вместо меня ответил механический голос.

— Вы применили ядерное оружие в городе Егор-1.

Егор Егорович сначала опешил. Сидел некоторое время молча. Едва открыл рот — я специально подгадал момент — как его снова перебил механический голос, в третий раз сказав:

— Вы применили ядерное оружие в городе Егор-1.

— Могу сделать и четвертый, — похвастался я, пока хранитель, вытащив походный планшет, смотрел на отчеты из своего города. — Могу сбрасывать на твой город ядерные бомбы тысячами в день. И как только ты вернешься, ты попадешь… проще говоря, ты не сможешь помешать мне. А теперь, прежде чем я приму решение, расскажи мне все об этом проекте. Все, что знаешь. Иначе… — я положил на стол дробовик, когда-то давно подаренный Бабой Дусей. — Иначе я отправлю тебя домой, и каждую секунду перед твоими глазами будет распускаться аленький грибок.

— По-мо-ги-те, — произнес Егор Егорович, тон его был задумчивым, словно он повторял чью-то фразу. И он совсем не походил на человека, нуждающегося в помощи.

— Что? — переспросил я, подумав, что ослышался.

— Ты будешь кричать «помогите», — сказал хранитель. — Когда безумцы будут жрать тебя. Но в госпитале для тебя не окажется места, а Гумилева я заменю Чарлзом Роулинсоном, и помочь тебе будет некому. Тогда все вернется на круги своя. Следующий Павел Дуров станет настоящим владельцем. А ты… Если ты сейчас не назовешь координаты, ты переживешь эту боль, но она останется с тобой навсегда.

— Что ты несешь? — поморщился я. — Просто расскажи мне об этом проекте, пока я не отправил тебя в ядерный ад.

Руку при этом я держал на дробовике.

— Ладно, — сказал Егор Егорович. — Не хочешь по-хорошему…

Я не заметил никакого движения с его стороны. Но стены затряслись. Сначала несильно, потом грохот увеличился. Стеклянный купол командного центра треснул, осколки стекла полетели вниз вместе с перекрытиями.

Рушился не только штаб. Весь город, все здания, казавшиеся неприступными, покрывались огромными трещинами, и разваливаясь, превращаясь в груду строительного мусора.

Я успел вдавить курок, стреляя в Егора Егоровича и отправляя его в госпиталь. Только поднял голову, и увидел, как на меня летит огромная металлическая перекладина. Кажется, я даже глаза не успел закрыть.

Тьма с густым зеленым оттенком. Удушливая, липкая, бесконечно глубокая. Она душила меня, и только боль вышвырнула меня оттуда.

Боль в каждом клетке тела.

Я должен был очнуться в госпитале. Открыть глаза и увидеть белый потолок, услышать равномерное гудение медицинских приборов, почувствовать датчики на теле…

Но вместо этого я чувствовал боль. Пучок оголенных нервов в кислоте. в кипятке. Я сам стал болью.

Безумие. Смотреть, как тебя жрут люди, похожие на зомби. Сохранять сознание, не умирать. Падать в тьму, и снова выныривать. К компании из нескольких голодных безумцев и тела, живого тела.

До города, до спасительного госпиталя, рукой подать. Несмотря на то, что ночь, виднеется стена, и остовы разрушенных зданий.

Но как кричать, когда один из безумцев вцепился в горло, а еще один отрывает мясо со щеки.

— По-мо-ги-те...

Это был он, Павел Дуров. В тот день, когда я сюда попал. Атака безумцев, голос… это был Паша. Или это был я. Тьма. Боль. Прожектор, шарящий во тьме.

— По-мо-ги-те...

Линза черного цвета. Лежит на земле, рядом с разбитым мотоциклом. Можно взять, но руки уже обглоданы до кости. Почему она здесь? Разве линза — не ключ ко всему? Разве не это было нужно Егору Егоровичу?

— Нет, не это.

Выстрелы из дробовика разнесли головы моим пожирателям. Боль не ушла, она не давала мне провалиться в темноту. Наверное, я кричал, но вряд ли у меня оставались легкие. И уши — как я мог слышать выстрелы, если ушей не было? Как я могу слышать, что говорит хранитель?

Не знаю. Но я его слышу.

Линза. Он искал линзу, оставленную Пашей.

— Я искал точку невозврата, — говорит хранитель, направляя в мою сторону руку с перстнем. — И я ее нашел. Круг замкнулся. Здесь и сейчас. Пора возвращаться домой, Анатолий Орлов.

Я смотрю на череп, украшавший кольцо, на круги, его обрамлявшие, на пустые глазницы. Тьма изумрудно-зеленого оттенка сгущается, притягивая меня к эпицентру. Боль не усиливается, потому что предел достигнут уже давно.