Дмитрий Дудко - Воины Солнца и Грома

На горе, у подножия Черного кургана, действительно горел огонь. Зловещий, синий, словно у чертей на болоте, совсем не похожий на веселое красно-золотистое пламя, рвавшееся в небо с вершины Золотого кургана. Ардагаст знал: такие же веселые костры сейчас горят на всех горах, какие есть вблизи от человеческого жилья в земле венедов. Горят, разгоняют нечисть Чернобогову. Только пламя их отражается в темных водах рек и озер, а здесь внизу и воды нет, только степь да пшеничные поля среди нее.

Черный туман заклубился, гася звезды, в небе над вершиной Черного кургана, потом из него выступили четыре фигуры — чернее самого ночного неба, но окруженные мертвенно-белым сиянием. Крылатый человек в длинной, словно струящейся одежде, могучий крылатый бык, орел с цепью на лапах, огнедышащий змей с перепончатыми крыльями.

— Ангел с мертвыми глазами, херувим, скованный орел, огненный змей. Четыре стихии — вода, земля, воздух, огонь. Значит, на Пантикапей разом обрушатся морские волны, землетрясение, ураган и пожар — если не остановить четырех демонов. И мы их остановим, клянусь Солнцем и Огнем! Остановим, слышите вы, рабы Разрушителя! — выкрикнул в темноту Мгер.

Тяжело взмахивая крыльями, четыре громадных призрака устремились на восток. И вдруг на их пути над древним валом встала стена золотистого света — мерцающая, тонкая, почти прозрачная. Но для владык стихий, способных разрушить целый город, она оказалась непреодолимой. Раз за разом бросались они на нее, словно хищники на прутья клетки, то все вместе, то порознь. Злобный крик, рев, клекот, шипение оглашали ночную равнину. У подножия вала трескалась и вспучивалась земля, взметались языки пламени и водяные валы, в воздухе бушевали вихри. Но длинная насыпь нигде не оседала, пламя гасло, вода обращалась в пар, а ветер стихал, лишь коснувшись завесы, словно вытканной из тончайших золотых нитей.

Четыре демона метались вдоль завесы, но нигде не могли найти бреши, а к Золотому кургану они приближаться не рисковали. Вся насыпь и каменная стена излучали теперь золотистый свет, сливавшийся с рвущимся в небо пламенем священного костра. Суровы и сосредоточены были лица Вышаты и Мгера. Ардагаст знал от своего воспитателя: сила волхва не столько в словах, которые он произносит вслух или мысленно, сколько в мощи его духа. Сумей найти волшебную силу в себе или вокруг себя — в свете солнца или звезд, в блеске молнии, в воде родника. Сумей сосредоточить ее и направить на доброе дело. И знай, что другой такую же самую силу может обратить во зло. А тогда — воля против воли, вера против веры, чары против чар. Внезапно ангел в струящейся одежде понесся прямо на защитников кургана. Даже во время схватки с демонами Ардагаст не испытывал такого леденящего, сковывающего душу страха. У крылатого существа не было ни когтей, ни клыков, ни могучих мышц, ни адского меча. Не было даже ярости на холодном, бесстрастном лице. Были лишь глаза — немигающие, неподвижные, как у мертвеца, но вовсе не безразличные к делам живых. Две проруби, две черные воронки, вытягивающие из человека все: силу, мужество, волю к жизни, саму способность двигаться, сопротивляться. Не было сил даже опустить веки, чтобы не видеть этих огромных, всепроникающих глаз. Словно пытаясь ослабить петлю невидимого аркана, мальчик поднял руку к горлу и коснулся золотого оберега. «Не возьмешь, нежить!»

Золотой луч ударил из оберега прямо в лицо призраку. Перед мертвыми глазами завертелось сияющее колесо с гонящимися друг за другом грифоньими головами. Враз лишившись своего мертвящего величия, ангел прикрыл глаза рукой и с полным досады криком отлетел прочь. Инисмей и Рес смотрели на росича с восхищением. Оба мага переглянулись с довольными улыбками. А росич и алан, не сговариваясь, с непочтительным смехом скрутили вслед грозному духу кукиши, словно болотному черту или подземному бесу-далимону.

На Черном кургане стояли те, кто не прощал насмешек над собой. И ответ не заставил себя ждать. Синее пламя, черный дым взметнулись к самой вершине насыпи, и оттуда начала вырастать громадная черная колонна, окруженная синеватым сиянием. Вот уже из колонны выросли могучие руки, три головы, над плечами раскинулись огромные перепончатые крылья. Огнем вспыхнули три пары глаз, три пасти.

— Они вызвали Владыку Тьмы. Думают, что в такую ночь тьма всесильна. А мы покажем им, что есть свет и во тьме. Правда, мальчики? — задорно обратился к царевичам Мгер. — Мало им нашего костра — увидят ту, чья сила в нем. Вышата, вызывай, я подержу завесу! Вызывай на самом древнем языке, какой знаешь!

Воздев руки, волхв заговорил по-скифски:

— Зову тебя, о Табити, царица скифов! Зову тебя, которая есть Огонь и Свет! Ты — в солнце, луне и звездах, в пламени степного пожара, и в очаге самой бедной землянки и юрты, и в царском священном золоте, и в душах добрых людей! Соединяющая три мира, явись в наш мир, не дай Тьме завладеть им! Останови Разрушителя и его рабов! Зову тебя, о Табити!

Рескупорид с трудом поднялся на колени и простер руки к огню:

— Зову тебя, о Гестия!

— Зову тебя, о Ацырухс, Святой Свет!

— Зову тебя, о Морана, Золотая Царевна!

Алан и росич протянули руки к пламени, и пальцы трех царевичей почти коснулись друг друга. Священное пламя колебалось совсем близко, но не обжигало, и они не отдергивали рук.

А из трех пастей черного великана уже вырывались синие молнии и били в золотистую преграду, и она трепетала под их ударами. Но тут в огне костра проступила фигура женщины удивительной красоты, с золотыми волосами, в красном платье с золотым пояском. Все пятеро воздели к ней руки, и она ответила приветливой улыбкой. А потом вышла из костра, повернулась с грозно поднятыми руками лицом к Черному кургану и вдруг стала в три раза выше ростом. Из ее плеч выросли две переливающиеся золотой чешуей змеи с рогатыми львиными головами и зубчатыми гребнями на спинах. Рядом с ними взметнулись золотые орлиные крылья. Из-под платья выползли и потянулись вверх еще две змеи с головами грифонов и две — с утиными головами, а из-за пояса — две обычные змеи.

Из глаз и пастей Трехликого вырвались синие молнии и ударили в сторону богини. Но навстречу им с ее рук и из восьми пастей ее зверей ударили другие молнии — золотые, ярко сияющие. Золотые молнии сталкивались с синими, словно мечи или копья в бою, сливались в ослепительных вспышках и разом гасли. Несмолкающий грохот стоял над равниной, но ни капли дождя не падало. Горожане в Пантикапее и крестьяне-греки на равнине в испуге приглядывались к вспышкам над курганами и валом, прислушивались к грому и гадали: боги или демоны сражаются над этими неведомо кем возведенными насыпями?