Дмитрий Дудко - Воины Солнца и Грома

Впереди клина, сметая все на своем пути, мчался Аспаварма. Вот он отшвырнул с дороги последнюю колесницу — и тут перед ним выросла серая стена.

Яростно трубя в один голос, выставив вперед окованные железом бивни, понукаемые острыми крюками погонщиков и разгоряченные вином, слоны грозно надвигались на степняков. С башен летели стрелы. Сердце Аспавармы загорелось радостью. Вот подвиг, достойный царского сака! На всем скаку он всадил копье в грудь великана, пробил панцирь, но до сердца не достал. В следующий миг слон обвил хоботом отважного сака, поднял его в воздух и швырнул себе под ноги.

Одни лошади в испуге шарахались от разъяренного гиганта, других он отшвыривал бивнями. Прямо на его пути оказался Вима. Твердой рукой царевич повернул лошадь вправо, уходя с дороги слона, и, когда тот поравнялся с ним, точным сильным ударом вонзил ему копье за ухом. Обливаясь кровью, великан рухнул. Свершив этот подвиг, Вима быстро отступил за спины всадников, поближе к знамени, и принялся оттуда отдавать команды. Как бороться со слонами, он знал, и не только из греческих книг. Сакские лучники принялись осыпать животных стрелами, метя в чувствительный хобот или в погонщика. Рев карнаев пугал великанов, и они стали метаться и давить своих. Немало храбрых саков тоже погибло под ногами слонов, но кое-кому удавалось поразить слона копьем или подрубить ему мечом сухожилие.

Если бы Стратон бросил против сакского железного клина такой же клин из парфян и греков, еще неизвестно, кто победил бы. Но он не рискнул соединить в бою эти два враждующих народа и послал их порознь против яудхов. А те, прежде чем конница Стратона успела перейти реку, загнали туда первый ряд колесниц и бросили их там, перед тем дав залп из луков. На переправе образовался хаос из людей, коней и колесниц, а вольные кшатрии засыпали парфян и греков из-за реки стрелами. Тем временем, пока Вима с царскими саками сдерживал слонов, апасиаки Раджавулы, разметав колесницы, ударили во фланг грекам, а саки Джихоники — парфянам.

Стратон в башне кусал губы с досады. Вместо быстрой победы получалось побоище с неясным еще исходом. А с пехотой, которая по его с Валерием замыслу должна была без помех разогнать мужичье и окружить остальных мятежников с тыла, происходило что-то вовсе непредвиденное.

Сначала все шло по плану. На полуголых крестьян обрушились длинные стрелы, камни из пращей, дротики, нанесшие им гораздо больше потерь, чем их собственные стрелы из охотничьих луков — солдатам в доспехах и со щитами. Потом манипулы железными пальцами врезались в крестьянский строй, дробя его на части. Отважившиеся сунуться в промежутки между манипулами напоролись на мечи и копья последних шеренг, составленных из самых опытных воинов-триариев. На обоих флангах крестьяне медленно откатывались назад, устилая поле своими телами. От разгрома их спасала только помощь конных саков, с флангов осыпавших солдат стрелами, да собственное тихое упорство. Все они знали, как безжалостны к рабам и «царским людям» надменные яваны и какие жуткие обряды совершают жрецы Разрушителя над теми, кто смеет стать им поперек пути. Обряды, после которых душа вселяется в какую-нибудь мерзкую тварь или обращается в злого духа, покорного жрецам. Солнце хотя бы спасет от такого павших за него и даст им снова родиться кшатриями, хотя бы и бедными.

Оттеснив крестьян за реку, Валерий послал гонца к Махасене на левый фланг. Вернувшийся вскоре гонец сообщил такое, что римлянин помянул разом Юпитера, Шиву и Ахримана. Строй крестьян там уже был расчленен, когда какой-то отчаянный горец в тюрбане с фазаньим пером повел их на Джандиал и захватил его. Крестьяне и саки, укрывшись за колоннами храма или взобравшись на его кровлю и уступы башни, принялись оттуда обстреливать пехоту. Махасена же не придумал ничего лучшего, чем разделить своих пехотинцев. Пока одни безуспешно штурмовали огромный храм, другие перешли реку — и тут же были атакованы колесницами яудхов.

А ведь порфировый храм посвящен Солнцу, там стоят статуи Аполлона и Вишну! Еще немного, и набожные солдаты побегут назад… Отчаянно бранясь, Рубрий погнал триариев в атаку. Деревенские воины Солнца обратились-таки в бегство. И вдруг на их пути встал высокий брахман и громовым голосом выкрикнул:

— Куда, дети шакалов? Назад, во имя Солнца! Чтоб вам всем родиться жабами и мокрицами…

Дальше следовала брань, достойная пьяного чандалы, а не знатока Вед и Упанишад. Пораженные крестьяне остановились. А брахман вдруг обратился в огромного ракшаса с мечом и палицей в руках и с ужасающим ревом поднялся в воздух. Он пролетел над рядами перепуганных пехотинцев, на лету отбил посланные в него стрелы, метнул несколько смертоносных дисков и прыгнул в самую середину строя, круша солдат направо и налево. При своей громадной фигуре он был так подвижен, что никому не удавалось подобраться к нему сзади.

Строй смешался. В довершение всего откуда-то выскочили трое могучих якшей — карлик и два великана — и принялись молотить солдат древесными стволами. Сам Рубрий, оглушенный громадной дубиной лесного хозяина, свалился с коня. Ободрившиеся крестьяне снова пошли в бой, и пехота Стратона, не выдержав, побежала.

Михримах с Лаодикой, наблюдавшие за битвой из башни на спине слона, первые заметили приближавшееся с севера конное войско под кушанским бунчуком. Заметил его духовным зрением и Стратон. Сердце царя дрогнуло. Ракшас, якши, а теперь еще и священный меч — разве этого мало, чтобы пустить в ход астравидью? Ждать, пока сила Солнца и Грома, заключенная в мече, обрушится на его войско? Нет уж, побеждает тот, кто ударит первым! Левой рукой он взялся за Звезду Шести Зверей, правой обнял за плечи Нагадеви. Теперь их слившаяся воедино злая воля была готова разбудить силы, подвластные в земном мире лишь немногим.

Хиранья, поначалу напряженно следивший духовным зрением за Стратоном и его шакти, постепенно расслабился. Если уж астравидья не пошла в ход сразу, значит, грек не настолько безумен, чтобы вызывать ее, когда перед ним только люди. И когда в башне на царском слоне начали творить заклятие, низенький маг заметил это не сразу. Но — заметил и успел послать мысленный призыв.

Далеко на востоке, на горе, скрытой облаком, двенадцать человек в белых одеждах стояли вокруг каменного жертвенника. Жертвенник называли Пупом Земли и считали центром Индии. Они стояли так с самого утра, в безмолвии чего-то ожидая, и никто из обитателей горы не смел их тревожить. С равнины также никто не поднимался — не было вестника с золотым якорем, всегда провожавшего пришельцев сквозь облако, по узким тропам мимо пропастей. Вдруг лица двенадцати разом приняли сосредоточенное, суровое выражение. Двенадцать перстней вспыхнули огнем. Двенадцать посохов одновременно ударили в землю, и она вспучилась, образовав кольцевой вал вокруг жертвенника и вознеся их всех на высоту двух локтей.