Дмитрий Дудко - Воины Солнца и Грома

Щепила вопросительно взглянул на волхва:

— Ты говорил, есть люди, что могут ее переложить…

Переглянувшись с Лютобором, поднялся купец с кудрявой бородой:

— Я, Судислав Сытинич, новгородец, даю триста дирхемов. Хватит?

Перс бросил осторожный взгляд на волхва.

— Триста шестьдесят пять, почтенный. Святая книга продается за священное число.

— По рукам!

Серебро уже звенело на столе, когда в корчму вошел, шумно дыша на пальцы, монашек с благостным личиком. Вошел, огляделся — и с быстротой мыши прошмыгнул к столу.

— Десятник Щепила! Владыка велит тебе книгу эту забрать и везти к нему. Много в ней соблазна для православных.

— Мы дружинники не владычьи, а княжьи. Купцов грабить? Да за такое Всеволод меня в поруб бросит.

Монашек, на миг смутившись, тут же обратился к Махмуду:

— Разобраться хочет владыка, откуда у тебя книга. Ты ведь раньше книгами не торговал. Если все чисто, он, может быть, и сам ее купит. Зачем тебе вместо торговли по допросам да судам маяться? Владыка нынче в отъезде, так ты пару дней подожди в Ростове, а хочешь — сам съезди куда, никто ведь покамест не удерживает.

Во вкрадчивом голосе монашка тихо, словно шорох змеи в камышах, звучала угроза.

— В чем дело? Книга теперь моя, — подбоченился новгородец.

— А насчет тебя, Сытинич, и новгородский владыка сомневается: православен ли?

— Пугать вздумал, чернец? — Сытинич сжал тяжелый кулак. — На мою ладью морской змей бросался, осьминог щупальцами на дно тащил, они нестрашней твоих владык будут.

— Вот-вот, больно уж тебе везет на море. Говорят, не то Царю Морскому жертвы приносишь, не то с русалкой путаешься.

— Я тебя самого сейчас с чертовкой болотной спутаю!

Перс дрожащей рукой перебирал четки. Больше всего ему хотелось, чтобы сейчас прилетел джинн и унес его подальше от этих диких, страшных людей и их колдовских тайн. И тут раздался спокойный голос волхва:

— О чем спор, добрые люди? Пусть сама книга и скажет, кто достоин ею владеть. Возьми ее, чернец!

Монах решительно протянул руку к книге. Но вдруг над золотым солнечным ликом взметнулось яркое пламя, и посланец епископа еле успел отдернуть руку. Тогда он перекрестился сам, перекрестил книгу и снова потянулся к ней осторожно, будто кот лапой. Пламя взметнулось еще сильнее. Чернец сотворил молитву и попытался взять книгу за краешек переплета. Но теперь дивное золотистое пламя охватило ее всю, при этом даже не обуглив.

— Чудо, чудо! — в восхищении говорили одни. Другие громко смеялись:

— Чудо, да не твоего бога! Кто ж это Солнце его же знаком святит? Оно и так свято.

Сытинич с поклоном простер руки над книгой, и пламя в тот же миг погасло. Купец бережно взял книгу, завернул в шелковый платок и как ни в чем не бывало продолжил отсчитывать деньги.

Мелетий подошел к монашку, сгреб за грудки:

— Ах ты, мышь амбарная! Сидел тихонько, слушал со всеми, а потом — с доносом к владыке! Не Хрисанф же тебя послал? Поезжай обратно в монастырь, не то мы тебя свяжем да отвезем как беглого. А Иоасаф тебе еще покажет, как через его голову епископу доносить!

— Иди, чернец, от греха подальше. Мне в корчме лишние драки не надобны, — дородный корчмарь легонько взял монашка за шиворот и подтолкнул к двери.

— Изгнали нечистого! — хохотнул кто-то вслед чернецу.

— А на святой Руси все же Ардагаста не забыли. Есть повесть о том, как он царство обрел. По-русски писаная, — словно бы между прочим сказал волхв.

— И где же это она? — Глаза десятника вспыхнули любопытством.

— Да у меня в ларце. В Ростове почитаем.

В Ростов дружинники добрались на другой день к вечеру. Епископа не застали и разместились вместе с пленником во владычьем доме. После ужина Лютобор достал из ларца свиток, бережно развернул его и начал читать.

Дверь придорожной таверны скрипнула, пропуская щуплого юркого человечка в пыльном плаще и залатанном хитоне. На узком, окаймленном черной кудрявой бородой лице блестели цепкие темные глаза. Окинув взглядом тускло освещенную сальными свечами комнату, человечек подошел к столику, за которым сидели рыжий мордатый декурион с двумя легионерами — простоватым веснушчатым парнем и белокурым верзилой с мускулами Геракла.

— Господин декурион! В полумиле отсюда шайка злоумышленников грабит курган царя Котиса, сына Радзойса…

— Что?! Фракия уже двадцать пять лет — провинция, и если ты, фракийская пьянь, думаешь, что воины Рима пойдут среди ночи, да еще в такую погоду, защищать дохлых царьков этого козлиного царства…

— Во-первых, я не фракиец, а грек. Хилиарх, сын Хилонида из Кизика. Во-вторых, главарь шайки — Кривой Севт, за которого обещана награда в пятьдесят денариев. В-третьих, царю Котису земные богатства уже не нужны. Не лучше ли сокровищам варвара достаться эллинам? К эллинам мы, греки, причисляем также македонян и вас, сынов Ромула…

— Благодарю за честь, гречишка! — Декурион поднялся, опершись руками о стол. — Марк, Сигвульф! Пошли. И запомните: добычу между нами четырьмя буду делить я!

Бушевавший всю ночь ветер на миг раздвинул тучи. Полная луна осветила черную громаду кургана и пятерых людей в измазанных землей хитонах. Довольно посмеиваясь, они укладывали в переметные сумы золотые рога, чаши, гривны, браслеты, дорогое оружие и доспехи. И тут из-за деревьев выбежали три легионера с обнаженными короткими мечами. Два разбойника были заколоты на месте, едва успев схватиться за кинжалы. Третий бросился навстречу великану Сигвульфу, размахивая длинным сарматским мечом. Низенький смуглый сириец метнул нож, и Марк упал, обливаясь кровью и прижимая руки к горлу. В следующий миг кинжал выскочившего откуда-то сбоку грека вонзился между ребер сирийца. Главарь, лохматый одноглазый детина, принялся ловко отбиваться увесистой палицей от декуриона и вдруг пронзительно свистнул. Раздался стук копыт. Декурион невольно обернулся, и тут же палица ударила его в висок. С кошачьей ловкостью Севт вскочил на коня, не забыв прихватить сумки с золотом, и скрылся в темноте.

Покончив со своим противником, Сигвульф огляделся. Марк, декурион и трое разбойников лежали мертвыми. Сокровища исчезли вместе с главарем. Легионер зло выругался по-германски, потом по-латыни. Хилиарх остановил его жестом.

— Тихо! Был еще один. Жаль, луна снова скрылась. Ага! Вон там, в кустах, слышишь?

Грек и германец бросились к кустам, готовые изрубить последнего разбойника. И вдруг он сам поднялся им навстречу — плечистый, широколицый, с белокурой бородой. Вновь выглянувшая луна осветила его лицо, спокойное и добродушное. Он не спеша развязал суму, вынул пару браслетов и горсть золотых бляшек.