Кирилл Бенедиктов - Балканы. Дракула

— Как видишь, господарь. Не к сохе же их снова гнать, правда? А так — не поверишь, прибыли куда больше приносят! А всего-то и надо их не гонять, не травить, когда прижмет — барана или пару мешков проса им кинуть… Леса мне жалко, что ли? А? Пускай живут!

— Добрый ты, Мирон, — покачал головой князь.

Боярин усмехнулся и дал знак своим спутникам подойти. Те споро связали руки Владу и фра Бернардо, который до сих пор молчал и лишь с интересом наблюдал за происходящим. Забрали кинжалы, охлопали — нет ли еще где клинка. Влад испугался было, что заберут фигурку дракона, но на нее даже не обратили внимания, как и на дорогие перстни. Оно и верно, добро никуда не денется.

— Залезайте, — велел боярин, когда к ним подвели отвязанных коней. — Поедем ко мне в гости. Я человек гостеприимный, все знают!

— Чтоб тебя черти задрали, Красномордый! — выругался в ответ Влад, но боярин только расхохотался.

Мирона Табару по кличке Красномордый князь знал и не особо любил. Как, впрочем, и большинство остальных своих бояр. То были люди хитрые, себе на уме, доверять которым следовало очень осторожно. Держали они обычно руку того, кто сильнее, что не мешало им строить друг другу всевозможные козни, вплоть до смертоубийства.

Мирон, как ни странно, казался далеко не худшим. В нескольких походах он показал себя неплохим воином, брал с собою изрядное количество ратников, хозяином в своих приграничных краях слыл крепким и разумным, монетку к монетке складывал. Теперь князь понял, откуда у Красномордого монетки…

— Может, отпустишь? — поинтересовался он просто так, для разговора.

Мирон пожевал толстыми мокрыми губами, покашлял.

— Ты ж меня на кол посадишь, — рассудительно сказал он. — Какой мне тебя резон отпускать, господарь? Да и не понимаю я тебя. То с полячишками да венграми заигрываешь, то с турками обнимаешься… Нужен нам такой господарь? По мне так вовсе ни к чему. И весь твой род таков — Мирча дня на троне не усидел, а остальных щенков так и вовсе ты сам к Мураду отправил в заложники… Никого и не осталось, чтобы тебя заменить. Вот как все удачно складывается, а? — боярин подмигнул. — И зачем бы мне тебя отпускать? Ты бы отпустил на моем месте?

— Нет, не отпустил бы, — согласился Влад, понимая, что по-своему Красномордый совершенно прав. Бояре больше всего ценили покой, а при Владе покоя им не было.

— Вечно тебе не сиделось, — продолжал тем временем бурчать Мирон. — То идешь османов воевать — крестовый поход, дескать. То вместе с османами Себеш и Брашов берешь. А когда дружок твой Хуньяди наши земли грабил после того, как вам под Варной наклали?

— Хуньяди мне не друг, — огрызнулся Влад.

— Потом-то не друг, а был друг! У тебя не поймешь, господарь… Ну и зачем ты мне, а? Вот монах — другое дело, — повернулся в седле боярин. — Ты, монах, из францисканцев будешь, не иначе?

— Ты не ошибся, боярин, — сухо ответил фра Бернардо.

— Это хорошо. Францисканцы богатые, хоть и гундосят про апостольскую бедность… Сколько за тебя отвалят выкупа братья, а?

— Мы — великий нищенствующий орден, боярин. Тебе ничего за меня не «отвалят», как ты изволил выразиться. Лишь помолятся о моем и твоем спасении.

— О моем, я уж как-то и сам помолюсь, — усмехнулся Мирон. — А ты брешешь все, поди.

— Хорошо богатство, в котором нет греха, и зла бедность в устах нечестивого, — парировал монах.

Дальше они ехали молча. Прямой дорогой к своему дому Красномордый везти их почему-то не стал, повел окольными путями, и добрались они нескоро.

Жилище Мирона походило на самого боярина — грузное и несуразное, с кучей нелепых пристроек. Дом окружал высокий частокол с башенками, на случай нападения неприятеля. Не замок, конечно, но с разбегу не возьмешь…

— Давайте их покамест в сарай! — распорядился Красномордый, грузно спрыгнув наземь. — Чуть позже я их на ужин приглашу…

Не развязывая рук, их втолкнули в дверь низкого бревенчатого сарая, свежесрубленного и пахнущего смолой. Окон в сарае не было, и лучи заходящего солнца проникали внутрь через несколько узких щелей под самым потолком. Но и этого хватало, чтобы Влад увидел лежащих на соломе людей.

— Кто тут?! — спросил он, когда за спиной закрыли дверь и лязгнул тяжелый засов.

— Господин? Ты, что ли?!

С пола неуклюже поднялся Батя.

— Как видишь… Кто с тобой?

— Пантилимон, только он без чувств валяется, ему дубиной по голове изрядно пришлось. Еще Дан, но он уж отошел. Вон, в угол стащил его… Остальных всех побили. А тебя-то как взяли, господин?

— Как-как… — сердито буркнул Влад. — Видать, прикинули, что конные могут и прорваться, еще один заслон впереди поставили. А мы в него, как карп в решето, и угодили.

— Дом-то, куда нас привезли, боярина Табары.

— Да он сам нас и полонил, собака. Разбойничков лесных прикормил, жирует. Садись, монах. Или так и будешь стоя ужина ждать?

Влад плюхнулся на солому рядом с Батей; монах садиться не стал, прислонился к стене.

— Что будем делать? — уточнил он.

— Да ничего. Отсюда не выбраться, бревна ж не прогрызешь… Подкопаться если попробовать…

— Я уж пробовал, — сказал Батя. — Камень сплошной.

— Не обиделся, что бросил вас? — спросил старого гайдука Влад. — Зло не затаил?

— Наше дело служивое, господин. Сами проворонили засаду, сами и поплатились. Я думал, вы с монахом спасетесь, а тут вон какое дело…

— Ну и ладно, — заключил Влад. — Ты хорошо тут пошарил? Серпа или другой железяки не завалялось?

— Нету ничего, совсем новый сарай. И, думаю, не для барахла строили, а для пленников вроде нас.

— Тебе нужно оружие, князь? У меня есть.

Влад недоверчиво посмотрел на фра Бернардо.

— Пусть твой человек развяжет мне руки для начала, — попросил монах.

— Что ж я, в самом деле… — опомнился князь. — Батя, руки нам развяжи! Мне первому! Ты сам-то почему не связан?

— Отчего же, был связан, — сказал Батя, принявшись за узел. — Да как приехал сюда, сразу освободился. Понамотали там веревки, а толку… Руки вязать — это не козу пежить, а здешние холопы ничего другого не умеют.

— Ну, ты потише, — одернул его князь. — Здешние холопы весь наш отряд положили. И сами мы в сарае сидим.

Старый гайдук сердито запыхтел.

Когда веревка упала на солому, Влад сам занялся руками монаха. Тот долго растирал онемевшие запястья, после чего уселся на пол и принялся стаскивать высокий остроносый сапог.

— Что, прямо сапогами станешь их бить? — с интересом спросил Батя. — Вижу, носы знатные, стальные…

— Сапоги сапогами, но у меня тут есть кое-что еще… — Фра Бернардо возился с подошвой. Что-то щелкнуло, звенькнуло, наподобие распрямившейся пружины, и в руке монаха оказался тонкий длинный стилет. Старый Батя присвистнул.