Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны

После свадьбы семья переехала в Северный Уэльс, на родину Элен. С точки зрения Метью, местечко было красивое, но не такое дружелюбное, как родной Кент. Прошли годы, и он искренне полюбил Уэльс — но какой–то отстраненной, опасливой любовью. В семье были еще дети: Анжела, Родни, Мэри — она родилась, когда Метью исполнилось двенадцать. На следующий год его отдали в частную школу, а оттуда он угодил прямиком в армию, потому что как раз подоспела война. С семьей он виделся лишь изредка, а потом, в 1944 году, умер отец — Метью уже был во Франции, — и встречи эти вовсе прекратились.

Демобилизовавшись, Метью перебрался в Лондон и стал пробовать себя в журналистике, хотя этот труд не слишком хорошо оплачивался. В первой же по счету редакции он повстречал Фелисити и женился на ней. Теперь, через столько лет, трудно было сказать, что толкнуло его и ее на этот шаг. Уже через несколько месяцев Метью пришел к заключению, что они не проживут вместе достаточно долго; однако они прожили целых двенадцать лет, по истечении которых она ушла от него к другому мужчине, более удачливому журналисту, прихватив с собой Патрика. Патрик с самого начала был сугубо ее, только ее ребенком. Метью не почувствовал тогда ничего, кроме облегчения: ведь ему позволили оставить себе Джейн.

Вскоре после расторжения брака подоспело дядюшкино наследство. Оно оказалось крупнее, чем он ожидал: вместо сотен в нем фигурировали тысячи. Метью повез Джейн на каникулы на Нормандские острова и, находясь там, понял, что им незачем возвращаться назад. На острове Гернси, в Сент–Эндрю, он нашел то, чего хотел: полторы тысячи квадратных футов теплиц и каменный дом у склона холма. Он купил имение и два дня спустя уволился из газеты.

Так на смену худым годам пришли добрые; их минуло уже девять. Джейн окончила на острове школу и поступила в Лондоне в университет. Метью без конца ошибался, осваивая ремесло овощевода, на первых порах жестоко; пережил и не зависящие от него бедствия — так, один урожай был полностью уничтожен фузариозом. Однако в целом его можно было отнести к преуспевающим островитянам. Он не завел настоящих друзей, но работа доставляла ему счастье; для отдыха вполне хватало чтения, бильярда и виски в клубе.

Нет, скорее, он просто доволен сложившимся укладом — но никак не самодоволен. Безразличие? Что ж, он познал обратную сторону счастья: понес наказание за привязанность к другому человеческому существу. Ставя машину в гараж, Метью поймал себя на том, что страшно скучает по дочери. Он благодарен жизни за все, что пережил до сих пор, и за то, с чем остался. Вряд ли стоит рисковать обретенным довольством.

***

На следующей неделе погода улучшилась. Дождь лил не переставая, однако ртутный столбик пополз вверх, и в перерывах между ливнями стало проглядывать солнышко, так что Метью смог отключить в теплицах отопление. Цены в Ковент–Гарден оставались высокими, поэтому новая почвенная добавка, которую его уговорила приобрести компания, оказалась как нельзя кстати. На растениях зрели тяжелые гроздья плодов, молодые помидорчики радовали глаз. Кроме того, создавалось впечатление, что голландцы переключились на немецкий рынок. Что ж, год сулил удачу.

В понедельник вечером позвонила Джейн. Телефонист спросил:

— Вы оплатите звонок мисс Джейн Коттер?

— Охотно! Соединяйте.

Ее голос звучал радостно, хотя Джейн немного задыхалась. Метью спросил, куда это она бежит.

— Собственно, никуда, папа. Просто тороплюсь. Я сейчас на Чаринг–Кросс. Направляюсь к тетушке Мэри.

Мэри, младшая из его единокровных сестер, была единственной в семье, с кем он поддерживал связь. В последние годы его супружеской жизни она обреталась в Лондоне, пытаясь стать актрисой, и наведывалась к ним в их мрачную квартиру с высоченными потолками вблизи Кромвель–Роуд. Мэри больше помалкивала, но Метью знал, что она недолюбливает Фелисити и симпатизирует ему. Кроме того, она любила Джейн и с тех пор, как та поступила в университет, несколько раз приглашала ее к себе. Сама Мэри уже шесть лет как была замужем за фермером из Восточного Суссекса, однако так и не родила собственного ребенка.

— Что ж, неплохо, — сказал Метью. — Все лучше, чем уик–энд в Лондоне.

— Вот именно! Один мой знакомый пишет роман — ну, знаешь, о здешней жизни. Ему никак не давалось название, и Майк предложил такое: «Мерзопакостное воскресенье». Кажется, неплохо. Всем понравилось.

Метью посмеялся.

— Как Майк? — спросил он.

Насколько ему было известно, Майк был студентом–химиком, который все чаще — впрочем, вполне невинно — фигурировал в рассказах дочери об университетской жизни.

— Превосходно. А как поживают твои томаты?

— Грех жаловаться.

— Значит, неплохо. Наверное, зимой у нас получится куда–нибудь съездить?

— Вот ты и съезди. Я тебя отправлю. А сам не поеду.

— Еще как поедешь! Пора сменить обстановку. А то совсем заскучаешь у себя на острове.

Метью нравилась ее настойчивость. Он насмешливо сказал:

— В тебе заговорила горожанка. Под старость можно и поскучать.

— Не позволю! Дядя Гарри встретит меня в Сент–Леонарде. На новом «ягуаре»! Как ты думаешь, он даст мне порулить?

— Нет. И не донимай его просьбами.

— Еще чего! Но разве нельзя сначала побыть очаровательной, а потом вдруг загрустить? Скажи, нельзя?

— Надо будет позвонить Гарри и предупредить его.

— Только попробуй!.. Черт, гудки!

— Я продлю разговор еще на три минуты.

— Папочка, никак не могу! Мой поезд отходит уже через две. Знаешь что, я перезвоню тебе утром.

— Договорились. Пока, девочка.

— Пока.

Метью разогрел свиную отбивную, которая весь вечер дожидалась его в духовке, примерно час посидел перед телевизором, а потом, наведавшись на сон грядущий в теплицу, решил пораньше лечь спать. Он немного почитал в постели и рано уснул.

Под утро его разбудил собачий лай. Метью сел и включил лампу.

Он держал пару десятков кур, чтобы всегда иметь свежие яйца, и какая–то собака уже несколько раз тревожила их по ночам. Кажется, просто собачонка, которая забирается в курятник и сгоняет птиц с насеста. Как–то раз Метью встал среди ночи и слышал, как она опрометью бросилась вон при его приближении. С тех пор минула неделя; он теперь держал в спальне двуствольное ружье. Будет полезно всыпать ей перцу. Метью обулся и натянул поверх пижамы свитер. Зарядив двустволку и прихватив фонарь, он не спеша побрел в направлении курятника.

Ночь выдалась ясной и холодной; в безоблачном небе соревновались в сиянии месяц и широкая дуга Млечного Пути. Вновь раздалось тявканье; нет, не тявканье, а скорее вой. Куры тут явно ни при чем. Очевидно, подает голос полукровка–колли с фермы Марджи. Однако куры тоже вели себя неспокойно: они взбудораженно кудахтали, что среди ночи вселяло большую тревогу, чем гроза с громом. Метью вскинул ружье и шагнул к курятнику.