Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны

— Что, если попробовать еще раз поохотиться, прямо с утра? — предложил Метью. Собеседники уставились на него, заподозрив шутку. — Как вы думаете, сумеем мы подкрасться к нему достаточно близко, чтобы воспользоваться ружьем?

— А что, можно, — повеселел Лоренс. — Господи, еще как можно! Представляешь, Эйприл? Бифштекс с жареной картошечкой!

— Вы хороший стрелок? — спросила она Метью.

— Скорее средний. Я стрелял уток и бекасов, но четвероногих — никогда.

— Мы смогли бы наделать солонины… — размечталась Эйприл. — Соли у нас предостаточно.

— А главное, мы могли бы ее есть, — подхватил Лоренс. — Жевать, грызть косточки… Вы когда–нибудь пробовали тосты с костным мозгом, Метью? Отличная штука! У нас одна проблема — где раздобыть тосты.

— Давайте сперва добудем мясо, — вернул их на землю Метью.

Наступила кромешная тьма, но в отдалении, среди кустарника, то и дело появлялись зеленоватые отблески.

— Что это?

— Светлячки, — пояснила Эйприл и, немного помолчав, добавила: — Они всегда появляются в это время года, как раз в такие ночи.

Они уставились на светлячков. Каждый думал о своем. Наконец Лоренс встал и широко зевнул.

— Давайте–ка спать, — предложил он. — Завтра рано вставать.

Однако встали они довольно поздно. Проснувшись, Метью обнаружил, что солнце успело подняться над деревьями. Оглядев спящие фигуры, он приметил, что кого–то не хватает. С краю, где рядом с Лоренсом улеглась вечером Эйприл, валялись скомканные одеяла. Метью тоже встал и вышел из–под навеса. Навес был влажным, трава поникла под тяжестью росы. Он побрел по саду, слушая пение редких пташек, затеявших утреннюю перекличку. Накануне ему показали ручей: здесь они брали воду и мылись. Найдя русло, Метью пошел вдоль него. Ручей весело звенел по камушкам, среди листвы посвистывали птицы. Он словно вернулся в начавшее забываться прошлое и был почти счастлив.

Выйдя из–за зарослей рододендронов, он замер как вкопанный. До Эйприл оставалось ярдов двадцать пять. В этом месте русло ручья было шире и глубже; она стояла на коленях на противоположной стороне. Женщина не подала виду, что заметила приближение или услыхала шаги. Она разделась по пояс и начала тщательно мылить шею и торс. У нее были тяжелые груди с широкими коричневыми кругами сосков. Эйприл выгнулась, стараясь дотянуться рукой до лопаток, и груди приподнялись, упруго заколебавшись.

Он почувствовал желание, тем более острое, что успел отвыкнуть от подобных ощущений; однако еще острее было преклонение перед красотой. Обнаженное женское тело, ручей в саду, утреннее пение птиц… Метью не мог себе представить, что такое еще возможно. Он наслаждался этим зрелищем, чувствуя скорее духовное, нежели телесное вожделение. Ему вовсе не хотелось воспользоваться наготой женщины, однако не опасение предстать смущенным или смутить ее заставило его прирасти к месту. Просто он боялся расстаться со столь прекрасным зрелищем — в душе оживало прошлое, а новая жизнь превращалась в дурной сон, кошмар, после которого просыпаешься с легким сердцем.

Эйприл нагнулась еще ниже и стала плескать на себя водой. Внезапно она подняла глаза, не меняя позы. Метью знал, что, как только она заметит его, все кончится. Реальность и сон поменяются местами.

— Метью!.. — произнесла она тихонько, но он отчетливо расслышал ее голос. — Я не…

Эйприл осеклась. Улыбка на ее устах опередила осознание наготы. Немного смешавшись, она тем не менее не испытала ни стыда, ни неловкости. Да, она женщина и потому уязвима, но чувство покоя так и не было нарушено.

Эйприл подобрала большое полотенце, лежащее рядом, и неспешным движением набросила его на плечи.

— Я сейчас, — сказала она. Метью кивнул и отвернулся.

Заслышав ее шаги по траве, он снова повернулся. На ней опять был бурый джемпер, в котором она встретила их накануне, и на губах вновь играла улыбка.

— Ну, здравствуйте.

— Извините за вторжение, — пробормотал он.

— Ничего страшного. Я всегда вскакиваю на добрых полчаса раньше остальных. Они — любители поспать, даже Лоренс.

Ее простота и непосредственность нашли в душе Метью благодарный отклик; они вдохновляли и одновременно успокаивали друг друга. Теперь идиллия утратила черты безумной фантазии и поддавалась осмыслению. Недавний эпизод оказался для обоих неожиданным, однако и он, и она — возможно, по разным причинам — испытывали радость. Возможно, это было бегством от действительности — что же с того? Они взглянули друг на друга, улыбнулись, одновременно заговорили, одновременно умолкли — и рассмеялись.

— Я хотела сказать, что сейчас займусь завтраком, — сообщила Эйприл.

— А я — что пойду умоюсь.

— У вас есть мыло и полотенце?

— Есть. — Метью продемонстрировал полотенце. — Правда, довольно–таки замусоленное.

Она отняла у него эту тряпку.

— И мокрое к тому же. Возьмите лучше мое. Оно все же почище и посуше. Пока вы будете охотиться на своего бычка, я постираю.

— Вот спасибо!

Они еще какое–то время безмятежно смотрели друг другу в глаза, а потом Метью, перекинув через плечо полотенце, зашагал к ручью. Мягкая ткань приятно щекотала его щеку.

После завтрака утварь опять пришлось прятать в подвал. Скоро образовали охотничий отряд: кроме Метью и Билли, в него вошли Лоренс, Джордж и Чарли. Арчи предпочел остаться с женщинами.

— Он быстро расстраивается, стоит ему услышать громкие звуки или увидеть кровь, — объяснил Лоренс. — Но нас и так достаточно.

Сперва Метью полагал, что Билли тоже останется в лагере, однако мальчик взмолился, чтобы его взяли на охоту. Пришлось уступить. В конце концов, ему вот–вот стукнет одиннадцать, а в этой новой жизни подросток — уже мужчина. Чрезмерная опека младших возможна только в развитом обществе.

Утро выдалось солнечное, и на полянах пекло вовсю. Охотники были в отличном настроении. Предстояла игра, и ее предвкушение смешивалось с разыгравшимся аппетитом. Они шагали по лесистой местности, иногда проходя краем луга.

— Это его территория, — сообщил Лоренс. — Если он и забредает в сторону, то недалеко.

Слова прервал хруст: впереди через кустарник продиралось какое–то крупное животное. Оба ствола ружья были заряжены. Метью взял его на изготовку и снял предохранитель.

Хруст усилился, и он вскинул двустволку. Ярдах в пятнадцати — двадцати перед ними появилось существо — огромный лохматый пес. Судя по черному окрасу и другим признакам, это была помесь ньюфаундленда; кто еще фигурировал среди его предков, разобрать отсюда было трудно. Во всяком случае, ростом пес превосходил всех ньюфаундлендов, которых Метью когда–либо видел. Он замер, разглядывая людей и словно о чем–то вспоминая.