Евгений Сапронов - Чёрный сокол

Берега реки были заселенны густо, но не равномерно. Деревни здесь стояли то в двух – трех верстах одна от другой, то практически рядом. Правда, все они были маленькими пять – десять дворов.

Одна такая деревенька как раз показалась впереди. На небольшой возвышенности, чтобы не подтопило весенним половодьем, без всякого плана, как придется, были разбросаны шесть изб, окруженные конюшнями, хлевами, птичниками, овинами и еще какими-то сарайчиками и загородками непонятного Горчакову назначения. Дальше от берега вдоль леса тянулись полосы распаханной земли.

– А что это там у них за собрание? – заинтересовался Олег.

Наверное, все жители этой деревни столпились в кучу у крайнего двора. Чем они там занимались, Горчаков не мог понять из-за дальности расстояния.

– Ладно, сейчас глянем, что там стряслось, – пробормотал он себе под нос.

Олег вскинул правую руку с раскрытой ладонью, а потом вытянул в сторону деревни. На языке здешних военных это означало: "вперед галопом, марш, марш!". Сам Горчаков тоже дал шпоры коню, жеребец фыркнул и помчался по льду, морозный воздух ожег Олегу лицо.

Резвый конь пролетел две с половиной сотни метров меньше чем за минуту.

– Твою мать! – выдохнул Горчаков, осаживая жеребца перед собравшимися в круг крестьянами.

В центре круга стояли два молодых парня, почти подростки и двое мужчин постарше. Насколько старше, сразу и не понять, лица обоих были залиты застывшей на морозе кровью, бороды слиплись багровыми сосульками. Вместо глаз у мужчин зияли страшные багровые провалы. Носы и уши были отрезаны.

– Вот, боярин, гляди! Гляди! Что татарове делают! – истерично закричала какая-то баба бросаясь к Олегу.

Крестьяне все разом зашумели и загалдели.

– Тихо! – рявкнул Горчаков, подняв руку. – Говорить будете по одному!

Он перебросил ногу через луку седла и спрыгнул на снег.

– Вы толком, сказывайте: какие татары и где они сейчас? – Олег говорил спокойным размеренным тоном, стараясь сбить накал страстей.

– А вон, пусть парни расскажут, – махнул рукой один из крестьян, и толпа расступилась, пропуская Горчакова в круг.

Стараясь не смотреть на изуродованные лица мужиков, Олег сосредоточил внимание на их молодых спутниках. Одному на вид было лет пятнадцать, может, чуть больше, он все время всхлипывал и размазывал по щекам слезы. Второй был старше года на три, и он не плакал. Парень стоял, плотно сжав губы, на его бледном лице ярко сияли васильковые глаза. Горчаков заглянул в них... блин! Лучше бы он этого не делал. В глазах юноши стыли такая боль и тоска, что на это невозможно было смотреть без содрогания. У Олега возникло ощущение, что он заглянул в темную бездну.

– Как тебя зовут? – спросил Горчаков.

– Берислав, – ответил парень.

– Откуда ты? – задал следующий вопрос Олег.

– Из села Спасского.

"Ого! – подумал Горчаков. – Противник в трех километрах!".

– Ратмир, – окликнул Олег старшего над суздальцами, – татары близко, выставь дозоры!

– Сделаю, – кивнул воин.

Дружинники тоже все спешились и вместе с крестьянами образовали большой круг, в середине которого оказались Горчаков и пострадавшие от неприятеля.

– Расскажи мне, Берислав, что там у вас стряслось, – повернулся Олег к синеглазому парню.

– Татары нынче на наше село напали, – начал Берислав глухим голосом, – после обедни это случилось. Все как раз из церкви выходили, и тут вой, визг и со всех сторон из леса конные, много, – парень запнулся.

Горчаков видел, как тяжело ему говорить о пережитом, но не мог избавить Берислава от допроса, ему нужны были сведения о противнике.

– Согнали нас всех в кучу. Мужиков повязали..., – парень замолчал и скрипнул зубами.

Олег посмотрел на того, что младше. Подросток стоял, закрыв лицо ладонями, и вздрагивал, как от ударов.

Исходя из своих знаний о монголо-татарах, Горчаков понимал, что сейчас услышит нечто очень неприятное. Но действительность превзошла его самые худшие ожидания.

– Потом татары содрали со всех баб и девок одежду, – голос Берислава стал хриплым. – Старых сразу зарубили. А всех остальных стали насиловать прямо на снегу. Даже когда девки в беспамятство впали, татары все продолжали, пока все не насытились.

Парень смотрел вроде как на Олега, но тому казалось, что сейчас Берислав его не видит. Он видит совсем другое.

– Потом татары их всех за руки на деревьях подвесили и выпотрошили, – парень сглотнул и часто задышал. – После баб, ироды стали мужиков казнить. Выкололи глаза, обрезали носы и уши, а напоследок отсекли руки, ноги и помирать на снегу бросили.

Берислав замолчал и, похоже, ничего больше говорить не собирался.

– Ну, а вы то, как спаслись? – спросил Горчаков.

– Татары нас сами отпустили, – ответил парень.

– Так! А вот с этого места давай поподробней! – поднял указательный палец Олег. – Как отпустили? Просто развернули и дали пинка или как-то иначе объяснили, что вы можете уйти?

– Зачем пинка? – пожал плечами Берислав. – Толмач с ними был, по-нашему говорил.

Чего-то такого Горчаков и ожидал. Обещая князьям допросить пленного монгола, он имел в виду как раз этот вариант. Олег просто прикинул, где в монгольской армии могут быть переводчики и пришел к выводу, что в трех местах они обязательны. Один переводчик должен неотлучно находиться при ханской ставке. Еще монголы отбирали ремесленников и заставляли пленных выполнять осадные работы. Ни то, ни другое, без толмача невозможно. Ну и в разведке обязательно должен быть переводчик, для "работы" с местным населением.

– И что это толмач вам сказал? – спросил Горчаков, который уже начал кое-что подозревать.

– Сказал: идите в Коломну и всем говорите, что татарскому царю девяносто девять народов уже покорились. Теперь и Русь тоже должна ему подчиниться. Еще сказал, что все должны падать ниц и целовать копыта монгольских коней, – при этих словах Берислав зло сверкнул глазами, – а напоследок толмач сказал, что всех непокорных ждет участь жителей нашего села.

– Опиши мне его, – задумчиво попросил Олег, – какой он из себя?

– Он не из этих, не из татар – монголов, – уверенно заявил Берислав, – у них морды плоские и безбородые, носы приплюснуты. А у толмача носище, будто клюв у орла, здоровенный и крючком. И борода у него знатная: черная, курчавая. На голове шапка острая, а вокруг нее материя намотана.

"Купец из Хорезма, – подумал Горчаков, – они там все монголам служили. Бизнесмены хреновы! За возможность торговать с выгодой, Родину продали! И народ свой! Шакалы!".

Олег почувствовал, как в груди у него закипает ярость, как по венам бежит уже не кровь, а жидкий огонь и в душе поднимается что-то темное и жуткое.

Горчаков живо интересовался историей, он много читал и умел думать. И вот сейчас разрозненные обрывки информации, как-то внезапно, сложились у него в ясную картину. В своей прежней жизни он не мог понять слов Плано Карпини о том, что монголы высылали вперед отряды, которые не занимались ничем иным, кроме истребления жителей, потому, что итальянец довольно мутно все это описал. Олег счел, что Карпини просто что-то напутал. А вот сейчас ему стало понятно, чем на самом деле занимались эти передовые отряды. Страх, это ведь тоже оружие! И его на всю катушку применяли сперва монголы, а потом татары, создавшие свои ханства на обломках Золотой Орды и унаследовавшие ее традиции. Фобос и Дйемос – Страх и Ужас летели впереди монгольского войска. Они должны были парализовать волю, лишить мужества, посеять чувство безысходности. Чтобы в городах монголов ждали не люди, готовые умереть, сражаясь, а дрожащие овцы. Чтобы выжившие в аду монголо-татарского нашествия навсегда усвоили этот страшный урок! Чтобы никогда, ни у кого не возникло даже мысли поднять оружие на поработителей. Чингисхан был величайшим злодеем всех времен и народов, сравниться с ним мог только Гитлер. Если брать только суть, то их доктрины ничем не отличались. У одного истинные арийцы должны были править остальными недочеловеками, у другого монголы – избранная раса призванная повелевать всем Миром, от восточного "моря" до "последнего" западного. Все прочие народы, по словам того же Чингисхана: "пыль под копытами монгольских коней". И методы у этих деятелей, как под копирку.