Евгений Сапронов - Чёрный сокол

– А зачем тебе это, Олег? – Неждан смотрел на друга с невероятной смесью опаски, восторга и изумления, как на диковинного хищника.

С каждым разом, новый товарищ удивлял его все больше и больше. Молодого, но далеко не глупого новгородца одолевали сомнения. "Может он и родился у франков, – думал он о рыцаре, – но, как видно, побывал в таких местах, о коих и помыслить страшно!".

– Ежели будет мне удача, – чеканя слова, заговорил Горчаков, то я один войско монгольское назад заверну!

После этих слов возникла немая сцена, похлеще чем в "Ревизоре".

– Ты б рот прикрыл, – посоветовал Олег приятелю в наступившей тишине, – не ровен час, галка залетит.

Неждан покачал головой и рассмеялся.

– Задумал я ханов монгольских застращать! – продолжал делиться планами Горчаков. – Хочу сотню пленных казнить, а прочих, кои на это поглядят, разослать с грамотами грозными. И первому, Батыю, я весточку пошлю! Вестимо, что ханы, сперва посмеются над моими, якобы, пустыми угрозами. А вот когда поймут, что угрозы-то, вовсе и не пустые! Когда прочувствуют до печенок, что все мои приговоры приводятся в исполнение, вот тогда и призадумаются! Ибо одно дело приказы людоедские раздавать, за спинами тысяч воинов, схоронившись, и совсем уже другое, когда собственной драгоценной шкуре опасность угрожает. Вот мы и поглядим, насколько этот Батый, реально крут!

Олег допрашивал пленных в трапезной. Трупы из нее ратники выволокли и побросали через перила с красного крыльца. Монголов приводили по одному. После жуткой казни товарищей, они пребывали в шоке, смотрели на Горчакова с ужасом и отвечали на вопросы без дополнительных мер воздействия, чему Олег был несказанно рад. Он уже получил сегодня массу впечатлений, и на "форсированный допрос" его бы просто не хватило. Довольно было и того, что Горчакову пришлось самому взяться за кол, подавая пример дружине.

Ига и Московской Руси, превративших воинов в холопов, здесь пока еще не было. Традиции воинского братства, дошедшие из языческой древности, пусть и не все, но соблюдались. Поскольку обычай: "Князь уже начал! Последуем же, и мы за князем!" – еще никто не отменял, предводители первыми шли в бой, а перед важным шагом советовались с дружиной. Чтобы не услышать впоследствии: "Ты, княже, без нас это задумал, вот и ступай в поход один". Отношения князя и дружинников основывались на взаимных клятвах, и обе стороны имели права и обязанности.

Олег был всего лишь воеводой, клятву ему принесли только Вадим и Берислав. Поэтому он не мог свалить на кого-то "грязную работу" и должен был выполнять ее вместе со всеми. Разумеется, он прикинул еще раз: нужен ли ему имидж Влада Цепеша? Выходило, что нужен. Получить послание от никому не известного рыцаря или от графа Дракулы, это, как говорили в Одессе: "две большие разницы".

"Ну, кое-чего, я уже достиг" – думал Горчаков. Монгольские сотники, а тем более простые воины, ожидавшие, на льду своей очереди, а потом помилованные, даже и не пытались изображать из себя "партизан на допросе".

Переводчика Махмуда ал-Хереви, Олег вообще запугал до икоты. Когда экзекуция была в самом разгаре, он подошел к мусульманину и сказал с нехорошей усмешкой: "а теперь ты!". От этого приглашения на встречу с Аллахом, смуглое лицо Махмуда стало серым, он рухнул на колени, ткнувшись лбом в снег, и завопил: "Смилуйся пресветлый эмир! Пощади! Смени гнев на милость! Рабом твоим буду! Все что прикажешь, исполню!".

Теперь он старательно переводил вопросы и ответы, поминутно кланялся, прикладывая руку к груди, и подобострастно заглядывал в глаза Горчакова.

– Сядь вон там, – сказал переводчику Олег, когда увели последнего из допрошенных, и указал на лавку у окна.

Сам он поднялся из-за длинного стола и, заложив руки за спину, прошелся вдоль него взад-вперед. "Прямо, товарищ Жуков, обдумывающий план операции!" – подколол сам себя Горчаков.

На темном дубовом столе, как и полагалось в штабе, лежали листки бумаги, карандаши, набор цветных гелевых ручек, линейка, циркуль, рядом с ними бинокль, а у самого края, поперек столешницы красовались карабины. На бедре Олега, при ходьбе, покачивался длинный меч. Дополняли картину коричневые ремни на плечах с пистолетом слева и запасными магазинами справа.

Горчаков очень удачно прихватил с дачи полпачки бумаги для принтера. А так же пакет с чертежными принадлежностями, альбомом и двумя толстыми тетрадями. Одна была на половину исписанной, другая, еще чистой.

В альбоме Олег рисовал эскизы оружия. В тетради он делал расчеты и записи. При изготовлении доспехов, сначала надо было вычертить шаблоны на картоне, а уже потом кроить по ним стальные листы.

В общем, за годы работы в ящиках письменного стола чего только не скопилось. Горчаков все собирался навести там порядок, да руки так и не дошли. А при переезде он ссыпал содержимое ящиков в один большой пакет, который сунул в сумку с вещами перед бегством.

– Значит, диспозиция вырисовывается следующая, – Олег остановился и посмотрел на самодельную карту. – После взятия Рязани, армия монголов разделилась на две части, одна из которых двинулась на юго-запад. Куда – пленные не знают. В этом направлении у нас находятся..., – Горчаков склонился над картой, – города Новый Ольгов, Пронск, Ижеславль и Белгород. Куда двинется противник, овладев этими городами? – спросил себя Олег и, не задумываясь, ответил, – монголы пойдут на Коломну. А поскольку передвигаются они исключительно по замерзшим рекам, то самый подходящий маршрут проходит по реке Проне до Ижеславля. И дальше от него до впадения в Проню речки под смешным названием Жрака, по ней до Белгорода, а от него по реке Трака... м-да, – покачал головой Горчаков. – Названия из серии "нарочно не придумаешь"! По льду Траки можно добраться до полноводной реки Осётр, которая впадает в Оку немного выше Коломны. Стало быть, Батыя следует ждать оттуда, – заключил Олег и задумчиво посмотрел на переводчика.

– Махмуд, – окликнул он хорезмийца, – кто состоит толмачем при хане Бату?

– Пресветлый эмир! – подскочил ал-Хереви и поклонился, приложив руку к груди. – Не гневайся, но твоему недостойному рабу неведомо, кто переводит речи для грозного Бату-хана, да ниспошлет ему Всевышний..., – начал по привычке Махмуд но, вспомнив, где он находится и с кем говорит, хорезмиец захлопнул рот и виновато посмотрел на Горчакова. – Да будет ему во всем неудача! – верноподданнически закончил он.

Олег с усмешкой кивнул, одобряя это экспромт.

– Так значит, если я продиктую тебе письмо для хана Бату, у него в ставке может и не найтись человека, способного его прочесть? – спросил он.

– О, храбрейший из всех воителей! – снова "завел свою волынку" Махмуд. – На этот вопрос твой недостойный раб знает ответ и будет счастлив, услужить пресветлому эмиру! Бату-хан сам умеет читать на нашем языке! В детстве его учителем был мудрейший из мудрейших, Хаджи Рахим аль Багдади! Ныне этот ученейший муж, украшенный тысячью и одной добродетелью, состоит при Бату-хане лекарем! Твое письмо будет прочитано, о, достойнейший!