Алексей Фомин - Спасти империю!

– Мизантроп, – подсказал Голиков.

– Во! Точно, мизантроп. Так и досидел до закрытия отдела. Где он сейчас, что с ним – ничего не знаю. А что? Нужен он вам?

– Да нет… Просто странным показалось – врач в таком отделе. Теперь понятно, спасибо вам, Нина Федоровна. А Иванова помните?

– Генку-то? Конечно, помню. Хороший был парень. Жаль, помер он. После него, кажется, семья осталась.

– А от чего он умер, знаете?

– Разрыв сердца. Инфаркт… Жаль… Такой еще молодой, красивый…

– А инфаркт по какой причине с ним приключился?

– Откуда же мне знать? Мало ли… Может, с детства сердце было слабое, а может, жена, змеюка подколодная, довела. Поди разберись теперь.

Да, причиной в поднятом Голиковым «Заключении о смерти Иванова Геннадия Александровича» значился инфаркт. Жаль, что в «Заключении» не фиксируются сопутствующие смерти обстоятельства. А Голикову так хотелось установить связь между смертью Иванова и его посмертным награждением!..

– Вы знаете, что Иванов был посмертно награжден правительственной наградой?

– Знаю, конечно. Это за «Курск».

– Как за «Курск»? «Курск» же был в двухтысячном, а Иванов умер в две тысячи втором. Тогда же и награжден посмертно. Разве смерть его не связана с выполнением служебного задания?

– Нет, конечно. Награду им дали за «Курск». Пока представление, пока то да се… Документы-то долго ходили. Да еще и недоумение у каждого начальника, перед тем как подпись поставить: «Что еще за экстрасенсы такие? За что им боевые награды?» А Генка к тому времени уже и помереть успел. Пришлось даже указ, как говорили, переделывать. Ну, чтобы «посмертно» туда вписать.

Дело же там действительно важное приключилось. Генка с Ракитиным, почитай, тогда мир от третьей мировой спасли, а может, и еще от чего похуже.

– Это каким же образом? – скептически ухмыляясь, осведомился Голиков.

– А вот таким! Я, понятное дело, при этом не была – зачем мне это? Я своих курсантиков просмотрела да домой пошла. Мне сам Генка потом об этом рассказывал. А дело было так. Вышел тогда «Курск» на полигон – торпеду новую испытывать. А невдалеке чуть ли не весь наш Северный флот собрался. Это они хотели испытания с учениями совместить. И, понятное дело, рядом, как обычно, американцы. И за пуском понаблюдать, и за учениями. Генка же за той американской лодкой следил. Хорошо еще, что Ракитин на прямой связи тогда с командующим флотом был… Короче говоря, Генка засек американскую лодку, координаты определил, и Ракитин их командующему передал. Американцы ведь пришли туда заранее. Сидят себе под водой, тишину соблюдают. Как их определишь? А вдруг пальнет «Курск», а торпеда как раз в них и попадет? Тогда – война! Вот для этого командующему и были нужны координаты. «Курск» пальнул, торпеда заведомо мимо американцев пошла, а Генка тут как заорет: «Там есть еще кто-то! Торпеда прямо в них идет! Попадание!» «Кто это? Что за лодка? Чья?» – спрашивает у него Ракитин. «Дискообразный аппарат, – отвечает Генка. – Огромный! Диаметр триста метров! Торпеда вреда ему почти не причинила. Что это?! Вспышка какая-то!»

«Курск» ведь чем хорош был? Его обычной торпедой или бомбой не возьмешь. Только атомной. И тут после пуска командующий собственными глазами видит атомный гриб, из воды вырастающий, и получает донесение с «Курска», что носовой отсек у них разворочен весь и лодка тонет. Что должен был он подумать? Что американцы в ответ на пуск новой торпеды нанесли по «Курску» атомный удар. Он тут же командует боевую готовность у себя на флоте и докладывает в Москву, что американцы против нас применили атомное оружие. В Москве сразу же командуют минутную готовность. Но тут, слава богу, к командующему удается пробиться Ракитину. Ну, он и рассказал то, что Генка видит. И про диск этот трехсотметровый (он, кстати, сразу же драпанул оттуда), и про подбитый тонущий «Курск», и про американскую лодку. Американцам тоже от диска досталось, но они на дно не пошли, а развернулись и тихонечко поползли в сторону Норвегии. Как только командующий понял, что это не американцы «Курск» потопили, а НЛО, он тут же дал отбой боевой тревоги и в Москву доложил. Ну а из Москвы уже с Америкой связались, и, слава богу, война так и не началась. Потом к нам еще цэрэушник главный прилетал вопросы банковать… Наверное, насчет НЛО этого самого… Так что, считай, только благодаря Генке и Ракитину мир сохранить удалось.

– А Лобов? – уточнил Виталий. – Ведь Лобов тоже был награжден.

– Лобова этого самого в отдел подсунули в конце девяностых. Заместителем к Ракитину. Зачем Ракитину заместитель? Я так думаю, что Лобов был чьим-то родственничком. Сунули его просто на теплое место. Экстрасенсы… Кто они такие? Чем занимаются? Спросу там небось никакого, а должность все-таки приличная – замначальника отдела. Примерно так мыслил какой-то шишкарь, когда пропихивал его к нам. Наверное, и в наградной лист его до кучи включили. Как блатного. Во всяком случае, Генка только про себя и Ракитина рассказывал. А никакого Лобова там и близко не было. А что, вас Лобов интересует?

– Нет, почему только Лобов… – отвечая, Виталий несколько замешкался. – Меня весь отдел интересует.

– Ну, может, я бы об этом Лобове и больше рассказала, если бы сама чуть больше знала. А так… Я с ним за два с лишним года и трех слов не сказала. Да и то… Как ни придешь, нет его на месте. Блатной – он и есть блатной.

– Скажите, Нина Федоровна… Из каких учебных заведений Ракитин курсантов привлекал?

– Откуда мне знать? Даже если бы я у них спрашивала, и тогда не запомнила бы. Но я и не интересовалась никогда.

«Да, экстрасенсы эти самые еще и чокнутые на всю голову, – вынужден был констатировать Виталий Голиков. – Во всяком случае, эта Кузьмина – так уж точно. Один рассказ про «Курск» и НЛО чего стоит! Ошибается, по-моему, Рыбас. А вот Кузьмина в чем-то все-таки права. Все эти программы по использованию экстрасенсов в спецслужбах попахивают профанацией и, как она выразилась, дуракавалянием».

– Нина Федоровна, а слиперов в вашем отделе не было?

– Это кто ж такие, милок? Что за слиперы?

– Слипер – английское слово. Спящий, значит.

– Это бездельники, которые норовят подрыхнуть на работе? Так, что ли?

– В принципе так, но не совсем. Это сродни гипнозу. Гипнотизер вводит испытуемого в сон, а тот во время сна выполняет порученное ему задание.

Нина Федоровна захихикала.

– У нас и бодрствующие норовили задание не выполнить, а уж чтобы во время сна работать… – Она опять хихикнула. – Курсантики-то за свою работу ничего не получали. День, два, три им еще было интересно, а потом они сачковать начинали. И если не следить за ними… Тогда они точно норовили этими самыми слиперами стать. А больше никаких других слиперов не было.