Александр Мазин - Танец волка

«Прыжок лосося» по-ирландски – это такая фигня, которую, если не увидишь – не представишь. Разбегаешься, упираешь пятку копья в землю и толчком выбрасываешь себя вверх, как прыгун с шестом… Только тебе надо не высоту взять, а преодолеть препятствие в виде вооруженного противника. Или строя противников. И не плюхнуться потом на мягкое с довольным видом, а вступить в бой раньше, чем этот самый противник начнет фаршировать тебя железом. Сам я такой прыжок пока не освоил, хотя очень старался. То ли силы не хватало, то ли отмороженности. Пусть с координацией у меня замечательно, но я слишком хорошо понимал, что будет, если, скажем, нога оступится или рука соскользнет и мой любимый организм наденется на острие. И это притом, что я отрабатывал базовый, так сказать, вариант. А старина Лис делает «прыжок лосося» практически без разбега, да еще на вертикальном копье выходит в стойку на руках. И после прыжка предмет не роняет, а сразу пускает в дело.

Вот уже и сам конунг не выдержал. Рявкнул и махнул в толпу. Спляшем, братва, так, чтобы цвирги на нижнем этаже мироздания попросыпались.

Я глянул на Фрейдис. Та вся изъерзалась на своей «девичьей» скамье. Так и хочется бедняжке кинуться в общее веселье.

Не по чину. Дочери конунгов – не сыновья. Дипломатический товар. Им статус ронять нельзя.

Ай да Свартхёвди! Ухитрился доплясать до цели, вывалился из толпы чуть ли не на колени Фрейдис…

И тут же принял пивной ковш. И тут же впился в губы… Гостевой ритуал… Но не к месту и не ко времени. А по фиг! Всё равно никто не смотрит, не видит. Кроме меня. Ох и нарвется мой побратим… И я вместе с ним за компанию.

А что это мы такое ручкой делаем?

– Гудрун, ласковая моя! Мы же не…

– И что? Какой ты стыдливый, мой Волк!

А и ладно! Никто не увидит, никто не услышит. Последнее – уж точно. Рев стоит – как от взлетающего самолета. Гудрун увлекает меня за опорные столбы, в какую-то кладовку и тянет завязки штанов, не дожидаясь даже, пока я избавлюсь от боевого пояса…

В далеком будущем это назвали бы оргией или типа того. Но здесь – другие правила. Может, потому, что меньше отдельных помещений, может… Да какая разница мне, кто и что там делает, на соседней лавке? Для нас не существует ничего, кроме нас. Мы вместе… Мы вместе! Я осознаю это каждым движением, каждым толчком, который распластывает нас друг о друга. Мы вместе! Я целую ее. Так крепко, что ей не вдохнуть… Нам не хватает воздуха, но так – еще острее! Зачем мне воздух, если я вдыхаю ее крик… Ничего не вижу, ничего, совсем ничего не контролирую… Меня вообще нет… Нет!

Приходим в себя, обнаружив, что свалились с лавки. Не расцепляясь. Гудрун хохочет. Я – тоже.

Рядом тоже кто-то начинает ржать. Сиплым басом. И еще…

Мы разлепляемся… Блин, ну и холодрыга! А Гудрун хоть бы что! Я наклоняюсь, кусаю ее за скукожившийся, очень твердый сосок…

– Хочешь? – Она с готовностью приникает ко мне.

Душно, дымно, холодно, вдобавок горелым жиром воняет… Но, черт меня забери, для нас сейчас это самое лучшее место в мире.

– А ты?

– Да-а-а… – тянет она с хрипотцой. – Пить.

– Если ты меня отпустишь, я что-нибудь найду.

И я нахожу. Кувшин парного козьего молока. И еще кое-что. Вернее, кое-кого.

Ошибиться невозможно. Мой побратим Свартхёвди. Дрыхнет, завернувшись в черную шкуру. Под шкурой на нем – ничего. Из одежды – ничего. А так – есть. Уютно устроившаяся на татуированной груди светлокудрая вестфольдская красавица Фрейдис, дочь Хальфдана.

Ну твою ж мать!

На следующее утро у нас состоялся серьезный разговор.

– Ты, вообще, думаешь или нет? – поинтересовался я. – Ты совсем спятил? Почему из всех девок Упплёнда ты выбрал одну-единственную дочь конунга?

– Она – не единственная дочь, – ухмыльнулся Медвежонок. Вид у него был – как у кота, дожравшего хозяйскую сметану за три секунды до того, как хозяйка обернулась. – У Хальфдана есть еще две, но одна – замужем, а вторая еще не вошла в возраст.

Ценнейшие сведения, блин!

– Как ты думаешь, что скажет Хальфдан, когда узнает, что какой-то там безродный сёлундский берсерк, которому он дал приют на зиму, задирал подол его дочери?

– Я – не безродный! – возразил Свартхёвди. – Да какая тебе разница, что он скажет?

Тут Медвежонок от избытка чувств запрыгнул на поленницу, которая тут же развалилась под его тяжестью прямо на меня.

Впрочем, я успел увернуться, а Медвежонок – спрыгнуть.

– Собери, – велел Свартхёвди подвернувшемуся трэлю. И уже мне: – Пусть говорит, что хочет. Я попрошу ее в жены. Она – не против. Честь по чести.

– И что дальше? – У меня от наглости побратима даже голос подсел. – Вот он, конунг, подмявший под себя треть здешних земель, страшно обрадуется заполучить в зятья сёлундского викинга!

– А почему нет? – Медвежонок стремительным броском изловил мелкого черного подсвинка, поднял его, истошно визжащего, за заднюю ногу, ткнул кулаком в грязное брюхо: – Как думаешь, этот готов – или пусть еще нагуляет?

– Готов, вепрь тебя задери! Ты уже – нагулял! Вот что я тебе скажу, Свартхёвди Сваресон! Когда Черный узнает о том, что ты и его дочь решили создать семью, он поступит с тобой, как ты – с этим поросенком. И я его понимаю.

– Да ладно тебе! – Свартхёвди отшвырнул поросенка и облапил меня грязной ручищей. – Ничего он мне не сделает. А сделает, так ты за меня отомстишь. А потом – Красный Лис – за тебя. А Ивар – за Красного Лиса. Вот скажи мне, брат: что лучше для Хальфдана-конунга: поссориться с Иваром Рагнарсоном или отдать мне дочь, у которой внутри всё горит, как в Муспелльхейме [30]? Самое время залить этот пожар, и я, мой маленький старший брат, неплохо с этим справляюсь!

Я скинул с плеча замаранную в свинячьем дерьме длань.

– Ты прям Тор и Фрейр в одной медвежьей шкуре!

– Ты понимаешь! – осклабился мой названый братец. Ноздри его крупного мясистого носа расширились: – Чую свежее пиво! – сообщил он. – Надо бурдюк опорожнить!

Развязал гашник и пустил струю под ноги прибиравшего дрова трэля. Простые средневековые нравы. Хотя, может, он и прав. Может, и отдаст Хальфдан ему Фрейдис. Это логичнее, чем пускать совратителя на собачий фарш. Хотя кто знает этих конунгов? Может, он захочет устроить показательное мероприятие для профилактики других совратителей? А может, решит, что Свартхёвди – подходящий инструмент для «заливания пожара», пока папа не отыщет для дочки настоящего, статусного, жениха?

А может, и не узнает вовсе?

Ближе к вечеру нас снова пригласили на пиршество. Именно на пиршество, а не на разбор нравственности моего побратима.

Узнал Хальфдан или нет о вчерашнем «мезальянсе», неведомо. По крайней мере предъявы он не сделал. Может быть, потому, что был озабочен куда более важными делами, чем личная жизнь дочери.