Александр Сапаров - Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка

На следующий день утром меня посетил редкий гость – воевода Дмитрий Иванович Хворостинин.

Встречал я его по первому разряду, в шубе, подаренной царем.

Выпив поднесенный напиток и вытерев усы, Дмитрий Иванович огляделся вокруг и удовлетворенно улыбнулся. Потом мы с ним обошли все подворье, он внимательно выслушал мои объяснения, улыбаясь себе в усы. Осмотр занял почти два часа, но, пока готовился обед, я пригласил дорогого гостя к себе в кабинет. Нам быстро принесли красивый штоф анисовой водки, и Федька самолично разлил ее по стеклянным подобиям рюмок.

Дмитрий Иванович внимательно осмотрел все, потрогал мебель, с моего разрешения выдвинул пару ящиков, задумчиво покрутил рюмку в руках, глянул на свет, понюхал водку и, перекрестившись, выпил залпом, я же зеркально повторил его действия. Миска с квашеной капустой стояла на столе, мы заели выпитое, и Дмитрий Иванович наконец изрек:

– Ты знаешь, Сергий, я ведь тогда тебя зимой, как кутенка в воду, кинул, а что делать, царский приказ. Да ты сам все понимаешь, ты все же Щепотнев. Но вижу я, хватка у тебя есть. Даже Иоанн Васильевич тебя без внимания не оставляет.

Мне же из твоих задумок больше всего лекари понравились: нет пока в нашем войске порядка с лекарями, и командира над ними нет, неведомо, кто кому подчиняться должен, что с ранеными и болезными делать. Я ведь чего приехал. Говорили мы с государем о тебе, так он и предложил, чтобы ты план написал, каким лекарское вспоможение должно быть. Сколько и чего надобно будет для этого. Сказал государь, что не один ты такую бумагу писать будешь, ну а если дело напишешь, быть тебе думным боярином. И тяготу эту тебе на себя тогда взять придется, может, и приказ отдельный под это дело будет. Понял, какие дела заворачиваются?

А сейчас еще… Тебе государь неспроста про невесту сказал, он мне еще в походе попенял, что бобылем ты ходишь, так что нашли мы тебе невесту. И Иоанн Васильевич как бы поручил мне сватом быть. Так что готовься, Сергий Аникитович, к сватовству. Осень наступает, вот еще месяцок-другой, и поедем сговариваться…

– Дмитрий Иванович, а кто же моя невеста будет, ты знаешь? Я против вашего с царем выбора идти не могу, но, ежели она косая там или горбатая, ты уволь, казните меня, но мне такой уродины не надо.

– Ха-ха-ха, – засмеялся Хворостинин. – Не переживай, красива твоя невеста, не крива и не косоглаза. Смотрельщица уже смотрела, и не одна. И родители уже ведают, что сваты к ним едут, что самый главный сват хоть и не присутствует, но все знает.

– Да кто же она есть-то?

– Скажу, что красива и молода, только пятнадцать исполнилось, в самом соку девка. Так что тоже не суетись, но товар готовь. Вижу я, не бедствуешь ты. Грешным делом, думал, помогать тебе поначалу придется, а ишь как оно получилось.

Кормили сегодня от души, Федька постарался угодить своему бывшему хозяину. Мы с Хворостининым еле выползли из-за стола.

После обеда разговор не клеился, тянуло в сон. И мой «отец», обняв меня на прощанье, уехал, пообещав обязательно быть через два месяца.

Я после его отъезда попытался уснуть, но сон куда-то пропал. Мыслей была полная голова. Это что же мне, как на конкурс, работу писать предложено? «Военно-полевая хирургия и санитария в условиях Средневековья».

А что, вполне можно попробовать написать такое наставление: о санитарии в войсках, об обязательном кипячении воды, о содержании в чистоте фляжек, котелков, а то каждый делает, что хочет. Надо высказать идеи сортировки раненых и многое другое. Я даже сел и начал набрасывать план такого наставления.

Но мои размышления прервали, ко мне пытался добраться наш стеклодув. Когда я спустился к нему, он с гордостью протянул мне первый в этом мире граненый стакан с четырнадцатью гранями. Когда спросил его, как он его сделал, он показал разборное устройство из деревянных плашек, с помощью которого и был выдут этот стакан. Я дрожащими руками взял стакан в руки, еще одна вещь моего времени перекочевала ко мне. А теперь дело за самоваром, если, конечно, его никто еще не придумал. Но если даже и придумал, то у меня его все равно нет. И я сразу, не откладывая дела на потом, отправился к Кузьме, чтобы нарисовать ему будущее творение.

Кузьма в это время сидел над чертежами моего микроскопа и задумчиво вертел в руках пластины бронзы. Мы на некоторое время переключились на проблемы микроскопа, но потом я сказал, что все равно стекол у нас пока нет, так что давай-ка, Кузьма, поразмыслим над самоваром и над подстаканником из серебра, такую вещь царю на стол не стыдно будет поставить.

В который раз я подумал: как хорошо, что я умею рисовать, сделал рисунок стакана с подстаканником и для хорошего ювелира все ясно. А вот с самоваром оказалось потрудней. Кроме рисунков, я ничего не мог представить, а вот как делается труба, как к ней прикрепляется луженый оловом бак – это уже не моя стихия. Но Кузьма, воодушевленный раскрывшимися перед ним новыми перспективами, был очень доволен.

Оставив Кузьму предаваться своим мечтам, я ушел наверх.

Настроение почему-то было отвратным. Я сел за письменный стол и, не зажигая светильника, сидел, глядя в темное окно, за которым не было видно ни одного огонька. Стояла тишина, и только иногда где-то слышался лай собак.

До этого момента у меня никогда не было ощущения такой пустоты и беспомощности. А впереди ожидались ужасные годы… Мне ведь будет сорок два или сорок три, когда настанет голод великий, если, конечно, я еще доживу до этого. Иоанн Васильевич умрет лет через десять, и что тогда? Вроде, насколько я помнил историю, после него должен был править Федор… или сразу Годунов? Вот ведь голова дурная, кто мешал историю учить? А сейчас сидел и даже правильной стратегии выработать не мог.

Ну ладно, с моей подачи Бомельку могут и раньше поджарить, но мне тогда придется самому быть врачом Иоанна Васильевича. Справлюсь ли я с такой задачей? Потом эта война Ливонская, из-за нее ведь, помнится, разруха пошла, может, ее надо прекращать? А я кто? Воевода, специалист по оружию – ничего не знаю, ничего не умею.

Нет, но все-таки Бомелиуса надо убирать, иначе я сам могу поджариться на сковородке, если он устроит мне какую-нибудь пакость. То, что он английский шпион, – понятно, но вот как это до царя донести?

А у меня выхода практически ни на кого не имелось. Один и был Хворостинин, так он с чего поверит, что Бомелиус все, что может, передает английской короне?

Заявить прямо царю, что Бомелиус шпион?.. Так можно и самому в пыточную попасть.

А если состряпать письмо на английском языке, адресованное… ну, положим, какому-нибудь лорду, да подкинуть в нужное время и в нужном месте. Уж меня-то точно в этом не заподозрят, где мне английский язык знать? А то, что будет он не очень правильным, так на это никто не обратит внимания, если у Бомелиуса найдут еще и компромат.