Александр Сапаров - Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка

Настоятель был себе на уме и сразу стал выискивать в этом сосуществовании выгодные для себя моменты вроде бесплатного обучения его монахов. Нет, боже упаси, речь не шла о вскрытии трупов, просто об обучении общим принципам оказания медицинской помощи и лечения травами. Конечно, на это пришлось согласиться. Потом мы сыграли партейку в шахматы, которую я позорно продул. С унылым видом распрощался с архимандритом, который глядел на меня с явным превосходством, и отправился к себе. Дома меня, наверное, уже полдня дожидался Митька Ерш.

Во дворе было безлюдно, все находились при деле. Поэтому рыжая борода храпевшего на телеге купца сразу привлекала к себе внимание. Увидев, что я вернулся, из дома медленно спустился ключник. Он последнее время слегка растолстел и заважничал. Конечно, сейчас он состоял не при каком-то там неизвестном бояришке, а был ключником у думного боярина, лекаря царя, и к тому же еще и богатого, а в перспективе могущего стать богаче.

Федька демонстративно прогуливался около бочек с нефтью, как бы намекая: не хочешь ли, хозяин, объяснить, зачем тебе понадобилось это земляное масло?

Но теперь он уже как раньше не выступал, потому что мои действия в основном положительно сказывались на моем благосостоянии, а значит, и на благосостоянии всех присутствующих.

– Федька! – крикнул я. – Хватит у бочек болтаться, иди ко мне.

Ключник, соблюдая собственное достоинство, медленным шагом подошел ко мне.

– Слушаю, Сергий Аникитович.

– Давно этот рыжий спит?

– Так приехал, почти сразу и завалился, сказал, будет боярина ждать.

– Тогда давай так поступим. Иди буди его и сторгуй все его масло, только сам знаешь, чтобы он цену не сильно против торга гнал. А уже потом я подойду, побеседую, и по той цене, на какую ты договоришься, еще пятьдесят бочек закажем. Только скидку пусть сделает за такую партию.

Федька уставился на меня:

– Сергий Аникитович, да куда же нам такая прорва масла? Весь двор вонищей этой пропахнет!

– Не волнуйся, почти все масло в Заречье уйдет. Там с ним работать будут.

Я ушел в дом, а ключник отправился расталкивать так еще и не проснувшегося купца.

После беседы с купцом, закончившейся к нашему взаимному удовольствию, я ожидал еще пятьдесят бочек нефти. Но что с ними делать, буду решать в Заречье. Там у меня уже сформировался костяк работников по перегонке спирта, я надеялся, что для них не представит большой трудности перейти еще и на перегонку нефти.

С бензином я не представлял, что буду делать, пока, кроме клеола – растворенной в бензине канифоли, – придумать ничего мог. Но клеол тоже нужная вещь, при необходимости приклеивать повязки к коже в этих условиях вряд ли можно найти что-то лучше. А кроме этого можно еще зажигалки бензиновые попробовать делать.

Пока же моей основной целью был керосин для осветительных ламп.

Что же касается солярки, то полевая кухня, работавшая на таком топливе, варила бы в несколько раз быстрей, чем на дровах.

Для оставшегося мазута также имелось применение. Самое простое – использовать его как топливо для перегонки нефти.

Эти мысли посещали мою голову, пока я шел в мастерские, где мой ювелир уже начальствовал над двумя десятками мастеровых.

В мастерской, скорее напоминавшей маленький заводик, стоял шум, вокруг сверлили, паяли, гудел горн.

Несколько мастеров занимались огранкой и полировкой хрусталя. В отдельном помещении с открытыми окнами пара человек стояла рядом с вытяжным шкафом, в котором находились небольшие сосуды со смесями кислот. Я несколько дней назад вспомнил, что якобы смесью кислот после огранки добивались особой тонкой полировки поверхности хрустальных изделий. Кузьма сразу ухватился за это предложение, и сейчас в дымящихся растворах кислот лежали кусочки хрусталя. Периодически эти кусочки проверялись на предмет отполированности.

Сам руководитель всего этого бардака сидел в отдельной мастерской. У него все было завалено чертежами, рисунками линз. После того как я попытался преподать ему те небольшие знания оптики, которые остались в моей голове, этот неугомонный фанатик, похоже, сумел узнать больше меня.

Он с гордостью показал мне несколько больших кусков прозрачного стекла, сваренного по его заказу.

Я смотрел на чертежи, линзы, куски стекла и думал, что у меня уже многое выходит из-под контроля, и в один прекрасный день я приду, а мне покажут настоящий телескоп. Но пока у Кузьмы была в работе одна подзорная труба, естественно, для Иоанна Васильевича. Не мог же царь отобрать насовсем подарок, врученный его собственному сыну.

Я посмотрел пару линз на свет и подумал, что по сравнению с первыми страшноватыми изделиями эти очень похожи на линзы моего времени.

Хлопнув себя по лбу, Кузьма вытащил откуда-то еще не доделанный микроскоп и показал, как работает его столик с укрепленными посредине линзой, конденсором и небольшим круглым полированным бронзовым зеркальцем, направляющим в него солнечный свет. Свет, конечно, был так себе, все-таки полированная бронза – это не настоящее зеркало. Но все равно получилось здорово.

– Сергий Аникитович, – сообщил мне мастер, – вы не беспокойтесь, я тут уже столько нового про эти линзы узнал! Через месяц доведу ваш микроскоп до ума.

– Кузьма, я-то пришел вот с этим, чтобы ты или твои помощники сделали пару вот таких штук. – И я дал ему чертеж керосиновой лампы.

К чести мастера, тот сразу понял, что это такое.

– Понятно, светильник это будет, ничего тут интересного нет, из меди выколотим две половинки да спаяем. Сергий Аникитович, так зачем он нужен, свечи и то лучше, а тут столько вони да копоти наделаем!

– Ты, Кузьма, дело вначале сделай, а потом я тебе все растолкую, сам увидишь, что получится.

Обратно я шел в отличном настроении. Мои мечты о бактериологической лаборатории, где я смогу заниматься тем, чем никогда не занимался и даже не думал об этом – вакцинами, – начинали сбываться.

Сейчас я находился в другом теле, и все мои прививки из другого времени отсутствовали. Единственное, что мне было досконально известно, что в эпидемию чумы, которая прокатилась по Руси несколько лет назад, я выжил, и теперь у меня стойкий иммунитет к этой болезни. А сколько болезней сейчас бродит по земле? От оспы до холеры. Что там грипп? Его и за болезнь пока не считают. Дизентерия, глисты, паразиты. Сколько на бедном человеке, оказывается, всего живет и процветает. Зарезали кабанчика и приготовили, и все, кто ел, благополучно померли от трихинеллеза. Или точно так же медвежатинки съели, и туда же, вслед за любителями свинины. А был бы на торге всего один специалист с микроскопом, и проблема была бы решена. Осмотрел мясо, поставил печать, и можно продавать. А за печать денежка, как в наше бинзесовское время, как выговаривал это слово один из моих знакомых в малиновом пиджаке.