Алексей Кулаков - Наследник

Видя, как мечтательно вздохнул сын, Иоанн Васильевич и сам исполнился некоего любопытства — в конце концов, ведь это именно от него Митьке передалась любовь к чтению. Сколько он книг в отрочестве перечитал! Поди, сотни три будет, не менее.

— Либерея, говоришь?..

Хм, послать, что ли, какого ловкого человечка, чтобы тот разнюхал там — что да как, и переписал названия рукописей? Если что глянется, так монасям и грамотку можно отослать — чай, не откажут православному государю, сделают несколько списков.

— Батюшка.

Отогнав мысли о чужих книгах, царственный отец сосредоточил взгляд на собственном первенце, состроившем просительную мордашку:

— Говори?..

— Батюшка, дозволь отца Зосиму навестить?

— Поездить по святым местам никогда не вредно, Митя. Вот только как быть с мастеровыми людишками, что с весны еще отправлены были в Гжель? Всю твою роспись и уроки они выполнили. Хмм, или не все?.. Подай-ка мне вон ту грамотку.

Приняв из рук сына небольшой свиток, хозяин покоев сдернул с него тесьму и развернул:

— Ну вот, как я и говорил: самолучшей глины, песка сеянного и прочего навозили с превеликим избытком, мельницу поставили, печей разных обжиговых понастроили, иное прочее приуготовили. Теперь только тебя и ждут. Что скажешь, сыно?

Тут великий князь немного лукавил: людишки, если надо, хоть до следующего лета будут сиднем сидеть, волю царскую исполняя. Не им, нет — ему самому не терпелось подержать в руках гладкий белый фарфор и посмотреть сквозь прозрачное стекло. Получить еще одно свидетельство великой благодати, ниспосланной его роду самим Вседержителем — а также от души позлорадствовать, представляя, каким завистливым ядом начнут исходить чужеземные властители при одной только вести, что в русской земле вовсю выделывают то, чего сами они не могут. И без того пушки из свиного железа в основном только в его царстве и льют, добрая пенька только у него выделывается, как и березовый деготь. А еще лен, воск, мед, ревень, пушная рухлядь… Ежели ко всему этому добавить бумазею новой выделки, да фарфор, не уступающий китайскому, да стекло и зеркала не хуже венецианских — ох и засуетятся, ох и забегают как ошпаренные купцы Ганзы!.. А вслед за ними и все остальные гости торговые из разных иноземных держав.

— Так я же только после того, как на Гжели побываю, все проверю да новые уроки мастеровым задам!.. Как раз и Волгу льдом хорошо схватит, чтобы санным путем до Кирилло-Белозерской обители и обратно.

— Ах вот оно что!..

Иоанн Васильевич невольно умилился тому, каким разумником растет его старшенький — даже и направлять не надо. Сам понимает, что вначале дело, и только потом все остальное, от поездок на богомолье и до потешных игр.

— Тогда позволяю. Что еще? Не мнись, не девка!..

— Батюшка. А нельзя ли пригласить из Италии какого хорошего художника?

— Это еще зачем?

Десятилетний мальчик чуть наклонил голову — так, чтобы нельзя было увидеть выражение его глаз, и признался:

— Матушку забывать стал. Голос помню, как у нее волосы ландышем пахли, а лик уже путаю. Еще хочу, чтобы тебя, батюшка, меня и братьев с сестрой на большом холсте нарисовали, всех вместе: ты на стольце своем, а мы вокруг тебя сидим. А еще, пока живы те, кто бабушку Елену и деда Василия помнит — чтобы их парсуны нарисовали тоже.

— Гхм!..

Приняв неясный горловой звук за вопрос, царевич с готовностью пояснил:

— Я дедов лик в трех летописях зрел, и во всех трех он разный. В первой худой, во второй у него глава несуразная, в третьей же ростом мал и на лицо невзрачен.

Качнув головой в невольном согласии (он тоже видел те малые парсуны), великий князь на краткий миг задумался — а каким будут изображать его? Выходило так, что если он не озаботится этим вопросом заранее, то каждый холстомаз будет малевать его образ по своему вкусу.

— Кха.

Поэтому предложение сына ему понравилось, причем до чрезвычайности — только и приходилось удивляться, как он сам до того не додумался. Мудрый правитель должен думать и о том, что будет после его смерти!..

— Чем же тебе наши золотописцы не угодили, что хочешь рисовальщика аж из Италии?

— Наши когда парсуны малюют, или приукрашивают безбожно, или искажают. Мне же дьяки посольские сказывали, будто италийские художники приучились отображать видимое, ничего от себя не добавляя… К тому же, когда первый фарфор получим, его надо будет добро расписывать. Вот пусть этот итальянец заодно и недорослей мастеровых научит своему ремеслу.

Вспомнив о сладостях и питье, наследник окинул взглядом стол и прикоснулся к кружке. Едва заметно поморщился (остыл), и отодвинул от себя подальше недопитый взвар иван-чая.

— Молодец ты у меня, сыно.

Вздох, с коим прозвучали эти тихие слова, сделал похвалу какой-то… Грустной. Впрочем, долго печалиться правителю не дали — один из двадцати его стольников, появившись на пороге светлицы, для начала согнулся в низком поклоне, а после разрешающего жеста что-то тихо доложил. Увидев небрежный кивок, стольник моментально исчез за дверью — а в государев Кабинет зашел князь Андрей Дмитриевич Палецкий. Представитель самой младшей линии рюриковичей на Руси, дальний родственник некогда удельных Суздальско-Владимирских князей, довольно близкий — Стародубских, и, вдобавок ко всему — шурин хозяина покоев и державы Московской. Через сестру свою Иуланию, законную супругу родного брата царя, удельного угличского князя Юрия Васильевича.

— Многие лета тебе, великий государь!

Выпрямившись после поясного поклона, царский шурин (самый старший из четырех) тут же еще разок утрудил спину, легонько обозначив свое уважение и десятилетнему наследнику великого князя. Надо сказать, что род Палецких, несмотря на столь удачный брак с представителем правящего дома, никогда своим положением особо не кичился, да и вообще — в сварах, обычных среди родовитых семейств, участвовал мало. Возможно, если бы младший сын великого князя Василия Ивановича всея Руси не был от рождения немым и юродивым, они бы себя и проявили во всей красе… Заодно разделив участь еще одних царских родственников, князей Старицких — кои всегда были как под негласным присмотром, так и под вечным подозрением. Но коли уж все сложилось так, как сложилось, князья Палецкие в дела государственные не лезли, место свое знали, и великому государю частыми просьбишками не докучали, целиком и полностью сосредоточившись на верной службе и управлении вотчинами слабоумного угличского князя.

— Батюшка?

С некоторым сожалением вздохнув, Иоанн Васильевич отпустил своего первенца:

— Ступай себе с Богом, Митенька.

Сразу после этих слов князь Андрей Дмитриевич вновь согнул спину, приложив перед этим руку к левой стороне груди: