Владимир Лошаченко - Белый тигр

— Тарас, хватит кувыркаться в коленях. — У тебя как дома, все в порядке?

— Да, слава Богу, Государь.

— Ну и добре. — Тарас, занимай опять должность коменданта.

Невдоба к моему удивлению не запрыгал от радости, стал мяться, бурчать чего-то под нос.

— Не понял? — В чем проблема?

— Дык, староват вроде стал.

— Не дури, Тарас, пока больше некому. — Принимай город, а если захочешь уйти, готовь смену — найди подходящего человека. — Василий, пиши указ — с сего дня Тарас Невдоба — комендант Казани. — Давай подпишу и печать поставлю. — Сейчас поляка притащат, что служил комендантом — у него дела примешь.

С тем и вышли из помещения.

В допросной коррупционеры — сегодня мне предстояло допросить не менее четырнадцати человек. Впрочем, Семену не меньше. Тигров я разделил Малышку отправил Скуратову, резонно рассудив, что присутствие такой зверюги быстрей развяжет языки мздоимцев.

Вечером, сидя за ужином, Семен жаловался:

— Мне бесплатно молоко нужно давать, после общения с такими мерзавцами.

— Пей, сейчас прикажу, принесут.

Он замахал руками:

— Да я образно говорю. — Командир, извини за вопрос, что с сыном делать будешь?

— Высшая мера, а что я должен с убийцей делать? — Народ меня не поймет и будет прав. — Перед законом все равны, Семен, ты это прекрасно знаешь. — Наливай.

Выпили вина.

— Теперь спать, завтра тяжелый день.

С утра глашатаи орали по всем центральным улицам о казни татей и воров. Казнь назначили в двенадцать часов дня. Народ стал собираться на главной площади рано, часа за три до начала. На эшафоте, обтянутом красной материей лежала большая колода с воткнутым в нее топором. Палач в маске уже прохаживался возле нее, отдавая приказания двум подмастерьям.

За полчаса до начала казней я поднялся на эшафот и обратился к горожанам с речью. Кратко сказал, но емко. Объяснил за какие прегрешения повесят тридцать преступников, а одному отрубят голову. И прилюдно отрекся от сына.

Толпа, пораженная известием, притихла. Здесь же вышел глашатай и объявил.

— За большие и ратные заслуги перед Русью и лично перед Государем Владимиром I, царем Всея Руси и прочих ханств, Семен Скуратов награждается титулом князя.

— Семен, иди сюда, встань на одно колено.

Побледневший Семен, молча, встал передо мной на колено, я вытащил саблю из ножен и положил ее конец ему на плечо.

— Боярин Скуратов, данной мне властью, присваиваю тебе княжеский титул за твои заслуги. — Носи его с честью. — Поздравляю, князь, — я обнял растерянного Семена. — Вечером обмоем.

— Благодарю тебя, Государь, жизни за тебя и Родину не пожалею, спасибо.

— Ну, будет тебе.

Меж тем привезли в железной клетке главного преступника — моего бывшего сына. На эшафот его ввели не расковывая, только сняли кожаную повязку. Здорово он сдал за одни сутки. Глашатай зачел приговор и все прегрешения преступника. Подмастерья подвели сына к колоде, встав на колени, он положил на нее голову — палач вопросительно воззрился на меня. Я махнул рукой, блеснуло лезвие топора и вонзилось в колоду с глухим стуком, отрубленная голова упала в подставленную корзину.

В чистом и ясном небе раздался гром, у горизонта блеснула молния.

Распорядителю приказал труп сжечь, пепел развеять над рекой. На тридцати виселицах сооруженных вокруг эшафота преступников вздернули одновременно. С этими поступить также, что и с главным — сжечь.

Вечером на площади зажарили двух быков и выставили четыре бочки вина — все за счет казны.

— Василий, мытари посчитали конфискованное в казну.

— Так точно — двадцать две тысячи золотых, серебра тридцать тысяч и медью пятнадцать. — Золотые изделия отдельной строкой идут.

— Домов сколько за ними?

— Двадцать девять, государь, один жил в Кремле.

— Семьи выселить в дома поплоше. — Денег им на житье оставили?

— Да, Государь, по десять процентов от конфиската.

— Василий, на вечерний пир пригласишь Сашку Кота с семейством и княжну Алену Благовещенскую. — На чем гостей привезешь?

— Дык, Государь, у тебя три выездных кареты имеются.

— Тогда ладно.

— На пир также пригласишь полковника Удалого с тысяцкими. Коменданта Невдобу — всех естественно с семьями. — А где мои славные механики и кузнецы?

— Они, Государь, по своим кузницам работают, уж лет десять оружейку-то закрыли по приказу царицы.

— Вот зараза.

— Воистину, Государь, ой, прости за ради Бога.

— За языком следи, на будущее.

— Их тоже с семьями пригласи. — А другие где мои ближние бояре?

— Боярин Худорин во Владимире, остальные кто где. — Если нужно узнаю, наведу справки.

— Да уж, будь любезен, наведи не откладывая. — Семен, поехали.

Скуратов ехал рядом на вороном жеребце, спросил его:

— Где твоя Елена прекрасная, жена ненаглядная?

Семен насупился:

— Дом пустой, соседи сказывают, она лет десять назад умотала с купцом-греком. — Да и хрен с ней.

— Во, во, кобыле легче, когда баба с возу. — Не кручинься, найдем тебе достойную девушку, пора тебе нормальным семейством обзаводится, да и мне тоже — вякнул я последние слова себе под нос.

Вечером гуляла вся Казань, в главном соборе отслужили праздничный молебен по случаю возвращения Государя.

К восьми часам вечера съехались гости, кроме всех прочих, за стол усадили моих бывших телохранителей — Петра с Федором с женами.

По правую руку от меня сидел Скуратов, по левую — Аленка. Посмотрел я на своих подданных и улыбнулся:

— Друзья, надеюсь, я могу так к вам обратиться?

Народ радостно загудел.

— Так вот, друзья, я рад всех вас видеть, и, надеюсь, вы меня не подведете. — У нас с вами много дел впереди — Русь поднять, не воробьям фигушки показывать. — Ярослав, и вы ребята, встаньте, — за верную службу жалую вас золотыми — полковнику сто монет, вам по пятьдесят.

Подбежавшие слуги положили перед каждым кожаные кошели.

— Рядовым гвардейцам принимавшим участие в деле — по два золотых, им отправят в казармы. — Александр — обратился я к Коту — получи компенсацию за десять лет неплаченной тебе пенсии и за верность твою — сто двадцать золотых.

Адъютант положил перед Сашкой кошель. Все названные подходили ко мне, кланялись, целовали руку. Такой церемониал, ничего не поделаешь.

— Княжна, Алена — за моральный вред, принесенный тебе. Прими двести золотых. — Князь Скуратов — тебе за заслуги, двести золотых монет. — Вам, бояре, — указал я на кузнецов Юрия и Никиту — по пятьдесят монет, столько же тебе, Федор, и тебе, Петр. — Митрич, — позвал я бывшего управляющего, добрейшей души человека, он подошел, подслеповато щурясь. — Тебе, Митрич, тоже компенсация за невыплаченную пенсию — сто золотых монет.

Реакция коллектива странная — тишина, никто к кошелям с золотом не притрагивался.