Лидия Раевская - Взрослые игрушки

— А куда ещё. Только пешком.

Спустившись на четвёртый этаж, мы с Юлькой, не сговариваясь, позвонили в квартиру Ковалёвых, и молча ждали реакции. Без вопроса «кто там?» дверь открылась через минуту.

— Ты дрочер, Рома. — Сурово сказала Юлька, и стукнула по полу лыжной палкой. — Хуй тебе, а не Царствие Небесное. Сдохни, гнида.

— Продавай квартиру, сука бородатая, а деньги отдай в церковь. Иначе не будет тебе прощения. — Я ковырнула засохший кетчуп на шее. — И прекрати ебаться без гондонов. Твоя Вика не спермоприёмник.

Рома коротко всхлипнул, и захлопнул дверь.

— Чота хуёво мы как-то им отомстили… — Ершова поставила лыжную палку на место, и плюнула Ковалёвым в дверной глазок.

— В самый раз. — Я открыла свою дверь, и впустила беса в квартиру. — А мог вообще подохнуть. И тогда менты, кило героина, и…

— Четыре трупа-а-а возле та-а-нка… — Нараспев продолжила список ништяков Юлька.

— И зона с лесбиянками-и-и-и…

…Дверь за нами закрылась, и в доме номер девять ненадолго воцарились тишина и спокойствие.

Телефонный звонок в три часа ночи, оборвал мой эротический сон, в котором молодой и волосатый Брюс Уиллис разводил меня на анальный секс, и почти уговорил.

В темноте я нащупала на полу телефон, и выдохнула в трубку:

— Чтоб ты сдох.

— Через пять минут. — Скорбно пообещал мне Юлькин голос, и добавил:

— Не ори на подругу свою бедную, у меня несчастье и мировая скорбь как следствие.

Свободной рукой я нашарила на стене выключатель, и включила ночник. Его неяркий свет осветил мою спальню, мои же покусанные комарами ноги, и обнаружил полное отсутствие Брюса Уиллиса. Молодого и волосатого. Стало грустно и одиноко.

— Ершова, — прошипела я в трубку, — если твоё несчастье — это очередная жалоба, что твой нежный супруг Толясик снова лёг спать не помыв свои кустистые подмышки — ты получишь пизды. Прям завтра по утру. Вернее, уже через несколько часов.

— Вовсе нет. — Шмыгнула носом Юлька, и вдруг неожиданно спросила:

— Скажи мне, что ты знаешь о проститутках?

Вопрос был интересным. В три часа он казался ещё и зловеще-таинственным.

Я задумалась.

— Ершова, я понимаю твои намёки на мой имидж, на цвет моих волос, и на твою зависть в отношении моих лаковых ботфорт, но, как ни странно, о проститутках я знаю крайне мало. Обычно они выходят побарыжить своим бренным телом глубокой ночью на Ленинградское шоссе, нарумянив щёки, и обвалявшись как антрекот в сухих блёстках. Если фортуна им улыбнётся, их покупает горячий грузинский джигит, грузит в своё авто Жигули шестой модели, бежевого цвета, с музыкой Кукарача вместо нормальной бибикалки, и увозит в ближайшые кусты…

— Поразительно. — Перебила меня Ершова. — Твои глубокие познания в области проституции позволяют мне задать и второй вопрос. Который я даже не предполагала тебе задать, но раз уж ты в подробностях знаешь чо там как у вас на Ленинградке принято…

— Щас нахуй пошлю. — Я обиделась.

— Ботфорты твои — говно лакированное. — Отпарировала Ершова. — Отдай их мне.

— Хуй. — Я посуровела. — Чо за вопрос ещё? Быстро говори, я спать хочу.

— Ты не знаешь, кто такая проститутка Катя?

Ну, кто ж не знает проститутку Катю, а? Действительно.

— Ты чо? — Говорю, — Ёбнулась? Какая ещё проститутка Катя? Какая, я тебя спрашиваю, проститутка Катя в три пятнадцать ночи, каркалыга ты молдавская?

— Ошиблась. — С грустью подвела итог Ершова. — Обманулась я в своих лучших надеждах…. А ботфорты у тебя всё равно говно. Отдай их мне, пока не поздно.

— Ни за что. Они мне для ролевых игр нужны. Я в них, кстати, весьма талантливо, портовую шлюху изображаю.

— И не сомневалась даже. Потому и спрашиваю: кто такая проститутка Катя?

— Да пошла ты в жопу, Ершова! — Я окончательно проснулась, слезла с кровати, и пошлёпала на кухню за сигаретами. — Чо ты до меня доебалась со своей проституткой?

У мужа своего спроси, он в них лучше разбирается. Ибо сутенёр бывший.

— То-то и оно… — Прищёлкнула языком Юлька, — то-то и оно, Михалыч … Не могу я у него спросить сейчас ничего. Спит Толясик. Спит как сука, скрючив свои ножки волосатые, и запихнув к себе в жопу половину двуспальной простыни. И разбудить его не получится. Литр конины в одну харю — это вам не хуй собачий. Спать будет до утра.

А про проститутку нужно выяснить немедленно.

Я добралась до кухни, не включая света нашла на столе пачку сигарет, и сунула одну в рот:

— Давай ближе к делу. Мне на работу через три с половиной часа вставать.

— Говорю ж: у меня несчастье. — Ершова вернулась к исходным позициям. — Мой некрасивый и неверный молдавский супруг Толясик, в очередной раз дал мне повод потребовать у него новую шубу. Ибо пидор. Поясняю: вчера его принесли в районе часа ночи какие-то незнакомые желтолицые человеки неопрятного вида, сказали мне: «Эшамбе бальманде Анатолий кильманда», положили его в прихожей, и ушли.

— Толясик пьёт с узбеками? — Я неприятно удивилась.

— Толясик пьёт даже с нашей морской свиньёй Клёпой. А узбеки… Толик же прораб ща на объекте каком-то. И эти турумбаи там кирпичи кладут. Но это неважно. В общем, принесли они это дерьмо, и оставили на полу. Я вначале обрадовалась, что оно там до утра проспит, но зря я так развеселилась. Оно, оказывается, ещё не утратило способность ползать, и довольно быстро доползло до нашего супружеского ложа. Страшнее картины я никогда в жизни не видела. В общем, приползло оно, скрючилось, простыню себе в жопу затолкало, и больше не шевелилось. Здоровый сон всегда был отличительной чертой Толясика. Я, конечно, подушку свою схватила, да на диван спать перебралась. Только глаза закрыла — слышу: смс-ка пришла Толясику. Сам он, понятное дело, спит. А я чо, не жена ему что ли? С дивана сползла, отважно руку в его карман запустила, подозревая что могу во что-то вляпаться, телефон вытащила, и читаю: «Толенька, пыса моя шаловливая, завтра твоя кися-мурыся будет ждать тебя с нетерпением у нас дома. Не забудь побрить яички. Катюша».

Ершова зашмыгала носом.

— Нет, ты понимаешь? «Пыса шаловливая»! «Яички побрей»! Я, блять, ему эту пысу шаловливую оторву вместе с небритыми яичками, и кину Клёпе в клетку!

— Юля… — Меня пронзила страшная догадка: — Юля, у Толика есть любовница!

— Хуёвница! — Юлька разволновалась. — Какая у него может быть любовница, если он не то что яйца не бреет, а вообще не подозревает, что их мыть можно! Ладно я… Я с ним не сплю уже полгода, мне похуй на его яйца тухлые. А вот любовница — это вряд ли. Скорее, какая-нибудь твоя подружка с Ленинградки. Дай ботфорты, сука?

— Не дам. Я завтра буду играть в голодную сиротку Маню, которую за эти ботфорты… Короче, неважно. Не дам. Ты скажи лучше, как ты поняла, что Катя — проститутка?