Сергей Лобанов - Не родная кровь [СИ]

— Поцелуй меня, — попросила Наталья.

— Что? А-а! С удовольствием, — расплылся в улыбке Никитин. — Как у тебя день сегодня прошёл?

— Ну, слава Богу! Поинтересовался, — по-доброму усмехнулась женщина.

— Мне всегда это интересно! — горячо ответил Иван.

— Вруша ты, — улыбнулась Наталья.

— Нет, правда, интересно!

— Обычно прошёл. Клиенток немного, но и на том спасибо. В других салонах, что сумели запуститься после простоя, и того нет, хотя у некоторых дела идут гораздо лучше, чем у меня.

— Ты поосторожнее там! Время, вон какое!

— У меня знаешь, какая охрана! Три боевых офицера! Раньше о ни ни за что, наверное, не пошли бы на такое. Но, видимо, жёны настояли.

— Странные вы вообще, женщины. Тут такое творится, а вы всё одно.

— А что, надо кирзачи, фуфайку надеть и кайло взять? — удивилась Наталья. — Это вы, мужчины, странные, мягко говоря. Вам бы всё воевать. Лучше бы женщины во главе государств стояли. Тогда бы точно войны не было.

— Хм… А ты права, пожалуй.

— Ещё бы, — улыбнулась женщина. — Так я жду.

— Чего? А-а!

Наталья в притворном расстройстве вздохнула:

— Ты безнадёжен, Никитин…

— Щас я тебе докажу, что это не так. Иди сюда…

Рано утром женщина разбудила Ивана.

— Вань, тебе ж на работу, ты чего?

Никитин сонно заворочался и пробормотал:

— Забыл тебе сказать: нам разрешили прийти на пару часов позднее. Мы вчера упахались, разгрузили весь эшелон. Правда, и народу нагнали, но всё равно упирались изо всех сил. Так что время ещё есть поспать…

— Ну, я тогда тоже попозже сегодня пойду, мне-то вообще никто не указ, — прошептала Наталья и прильнула к Никитину. — Горячий, как печка…

Поспать долго им не пришлось.

Неожиданный грохот вырвал обоих из сладкой дрёмы. Оба подскочили на кровати, как ошпаренные.

— Ваня!!! Что это??? — завизжала женщина.

— Не знаю! Обстрел какой-то!

— Это война??? Война, да???

— Не знаю, Наташа! Не знаю! Одевайся быстрее! Не дай бог прямое попадание!

Грохот сместился куда-то в сторону. На их улицу, к счастью, не упало ни одного снаряда, все стёкла уцелели. Но взрывы грохотали так близко, что дом сотрясался до основания.

— Господи! Да за что же нам это?! — женщина в отчаянии прижала ладони к лицу. — Я должна знать, что с Ксенькой! Но где её искать? Не сказала ведь ничего, гордячка!

— Даст Бог, сами придут, ведь не бесчувственные же они, — ответил Иван. — Ты не ходи сегодня на работу, жди наших.

— Да, конечно, конечно! А ты?

— Мне надо идти. Иначе посчитают дезертиром, чего доброго. Или кем там я стану в моём нынешнем положении? В общем, идти надо обязательно.

— Ваня, это же война… Господи!!!

— Всё, успокойся, успокойся… Всё будет хорошо, вот увидишь. С нашими тоже ничего не случится. Мне надо идти.

Иван быстро обулся, накинул верхнюю одежду. Поцеловал трясущуюся в нервном ознобе Наталью и вышел из квартиры.

На улице было полно военных и гражданских. Все бегали, что-то кричали, требовали, пытались выяснить.

Здесь ничего не пострадало, но из-за целых домов валил чёрный дым пожарищ, дон осились шум, крики.

Когда Никитин вышел на соседнюю, параллельную улицу, то оторопел.

— Охренеть… — прошептал он смятённо.

Почти ни одного целого дома не осталось. Горела военная техника, застилая чёрным дымом округу, из какой-то лопнувшей трубы бил кипяток и валил пар, выли сигнализации нескольких странным образом уцелевших припаркованных машин. Зияли глубокие воронки, всё засыпано кусками бетона, асфальта, камнями вперемешку с землёй и глиной, мусором…

Тут тоже суетились военные, но уже как-то осмысленно, не так как на соседней уцелевшей улице. Они что-то делали, выполняли поступающие команды.

Мимо Ивана проковыляли несколько окровавленных людей. Выглядели они потерянно и пугающе.

Какая-то полная, неопрятного вида растрёпанная женщина в возрасте сидела перед убитым мужчиной, неловко подвернув располневшие ноги, и отчаянно выла, протягивая руки к военным, просила о помощи. Но на неё в этой суете не обращали внимания…

— Что творится… — прошептал потрясённый Никитин.

Ему преградили путь вооружённые солдаты.

— Давай назад. Нечего тут смотреть, — хмуро сказал один.

— Кто обстреливал-то? Федералы? — растерянно спросил Иван.

— А кто ещё! — зло бросил солдат.

Вдруг над самыми домами, со странным шелестом — будто шуршали целлофаном, пронеслось что-то, а потом ещё и ещё.

И солдаты, и Никитин непроизвольно пригнулись.

Боец удовлетворённо произнёс:

— Наши «Грады» бьют!

После разговора с Воронковым, Андрей Николаевич прямо из кабинета направился к матери.

Из комнаты в щель между полом из дубового паркета и красивой дорогой дверью падала узкая полоска света. Мария Евгень евна ещё не спала, несмотря на позднее время.

Савельев тихо постучал.

Услышал знакомый и родной голос:

— Открыто, входите.

Он открыл дверь и увидел мать, сидящую за столом с горящей на нём небольшой настольной лампой.

— А-а, Андрюша, — улыбнулась женщина.

— Чего не спишь, мама? — спросил сын, закрывая за собой дверь.

Мария Евгеньевна вздохнула с улыбкой:

— Не могу уснуть.

— Таблетки принимала?

— Куда ж без них, — без улыбки на этот раз ответила женщина. — А ты что не спишь? Государственные заботы покоя не дают? — всё же пошутила она.

— Да какие там государственные, — хмыкнул Андрей Николаевич, присаживаясь на стул напротив матери. — Я временно не выполняю своих обязанностей на государевой службе. С некоторых пор другим занят. Да ты знаешь.

Мария Евгеньевна кивнула.

— Замаялся? — спросила она заботливо.

Савельев привстал, подвигая стул ближе. Теперь он сидел совсем близко к матери.

— Да, мама. Но не телом — душой. Всё куда-то несусь, некогда остановиться, задуматься о вечном, а жизнь как будто мимо прошла. Дети уже выросли, а я всё никак не могу осознать, что мне за сорок перевалило и я начинаю стареть.

— Что ж мне тогда говорить с моими шестью десятками с хвостиком? — улыбнулась женщина.

— Да, правда, — смутился Савельев. — Вот видишь, я даже сейчас говорю о себе.

— А ты говори, Андрюша, говори, — мать погладила сына по голове. — Мне можно обо всём рассказать.

Андрей Николаевич взял руки матери и прижал её ладони к своим щекам.

— Я виноват перед тобой, мама. Прости меня, я так мало времени уделяю тебе.

— Ну что т ы, Андрюша. Я же всё понимаю. У тебя работа, семья.

— Да. Но к чёрту эту работу, я за ней теряю главное — свою жизнь! Опять я о себе… А-а! Да ладно, что уж теперь. — Андрей Николаевич вздохнул, помолчал и заговорил снова: — Знаешь, мам, я недавно вдруг понял, что совсем ничего не знаю о твоей молодости. Ты для меня всегда была взрослой, и я это воспринимал как данность. Но ведь ты же когда-то была маленькой девочкой, росла, в школу ходила, закончила. Как ты с папой познакомилась, а?