Сергей Лобанов - Не родная кровь [СИ]

Глаза Марии Евгеньевны заблестели слезами.

— Мам, ну, прости!

— Всё хорошо, Андрюша, — женщина сглотнула слёзы и промокнула глаза мятым платочком, извлечённым из кармана цветастого халата.

— С твоим папой я познакомилась на танцплощадке. Он туда с друзьями постоянно приходил. Ничем особенным не отличался, а мне глянулся. Я его сама на «белый танец» пригласила. Только не сразу, присматривалась долго.

— А он что?

— Что-что, — улыбнулась женщина. — А он танцевать не умел и все ноги мне оттоптал. Я ещё тогда подумала: вот увалень, а с виду вроде нормальный.

— Ну и?

— Ну и ничего бы не было дальше. Да только он пристал как банный лист. Так всё и началось со временем. Так и появился ты на свет. Маленький крикливый вредный! — женщина счастливо улыбнулась. — Намучалась я с тобой, зато какого вырастила! Андрюша… Ты ведь по делу пришёл? Сознавайся.

— По делу, мама, — вздохнул Савельев. — Такой вот у тебя сын. Просто так к матери зайти у него времени нет, а на всякую ерунду — есть.

— Перестань. Выкладывай свою тайну. Как раньше, помнишь?

Андрей Николаевич отнял ладони матери от своих щёк, сжал их легонько.

— Мам, тебе нужно уехать вместе с моими за границу. Уехать в ближайшее время.

— Куда я поед у, Андрюша? Я ведь по твоим заграницам никогда не была, даром ты на меня все документы выправлял.

— Вот теперь появился очень хороший повод сделать это. Но лучше бы повод был другим.

— Это из-за недавних событий?

— Да, мама. Началась гражданская война. Я только что разговаривал с нашим постояльцем Александром Васильевичем. Это он посоветовал мне отправить вас подальше из страны. Я и сам об этом думал постоянно и хотел сделать, но всё на что-то надеялся. Теперь последняя надежда ушла. Здесь скоро начнётся настоящая бойня. Ты ведь знаешь, у нас середины не бывает.

— А как же ты, Андрюша?

— Я? Я приеду, как только смогу.

— Не лги мне. Что ты задумал?

— Знаешь, мам, наверное, это выглядит глупо и за версту отдаёт пафосом, но… Сегодня Александр Васильевич мне показался не просто военным человеком. Я в нём увидел мужчину, патриота болеющего за свою страну. Так кто, если не он, не я, не все мы? Кто спасёт Родину?

— И вправду глупо. От кого спасать собираетесь? От народа?

— Да, мам, ты права. Глупо. В гражданских войнах правых и виноватых не бывает. И сейчас, как и сто лет назад, народ разделится.

— Нет, сын. Народ разделите вы — чиновники новой формации, ставшие очень далекими от простых людей. Разделите его за свои интересы, а не за народные. Страсть наживы затмила пред вами всё. Люди долго терпели. А вы воровали и были уверены, что воровать можно бесконечно, главное — умеючи. А народ… А что народ? Бог терпел и нам велел. Да? Если бы нами управляли идиоты, это было бы унизительно и постыдно, хоть в петлю лезь. Но нами управляют мерзавцы. Это обидно до смерти, однако, как ни странно, привычно.

— Зачем ты так, мама?

Не накрашенные блеклые губы женщины тронула грустная улыбка.

— Зачем? Разве ты хочешь остаться не для того, чтобы защитить свои интересы, чтобы всё вновь стало как прежде? Может быть, ты всё-таки сделаешь усилие над собой и по-настоящему откроешь глаза?

— Осуждаешь?

— Как я могу осуждать тебя, Андрюша? Я всегда гордилась тобой, горжусь сейчас и люблю. Ты мой сын. Я понимаю, что ты всего лишь винтик в большом механизме, в этом твоя беда, и таких, как ты.

— Но так было всегда. Всегда были винтики и шестерёнки, благодаря им механизм работал. И если винтик изнашивался или мог подвести в ответственный момент, его заменяли. Никому не было дела до этого винтика. И сейчас нет. Незаменимых винтиков и шестерёнок не бывает.

Андрей Николаевич коротко вздохнул, отпустил руки матери, откинулся на спинку стула.

— Мам, это бессмысленный разговор. Ты должна уехать вместе с моими.

— Андрюша…

— Мама, ты должна ехать. Понимаешь? Д олжна. Тогда я буду спокоен за вас. Мне нужно, чтобы ты присмотрела за внуками и за супругой моей. Она тебя слушается. Вы ведь ладите?

Женщина кивнула.

— Нелегко ей, с её-то характером и привычкой руководить, но, по крайней мере, делает вид, что слушается, — с улыбкой произнесла она.

— Вот и хорошо. В Швейцарии тихо, а мне здесь спокойнее будет.

— В Швейцарии?!

— Я же говорил, мы там купили дом.

— Да, припоминаю. На скромные сбережения от зарплаты купил?

— Перестань, мама! Ну, зачем ты так? Ты ведь знаешь, что у моей Натальи хорошо отлажен бизнес.

— Знаю. Благодаря твоим связям.

— Не без этого, конечно. Но на одних связях стабильно работающую фирму не построишь.

— Что мне там делать, в этой Швейцарии, Андрюша?

— Жить, мама. Жить в нормальных челове ческих условиях.

— А как же Федя и Ваня? Как их семьи?

Савельев вздохнул.

— Я мог бы и им документы сделать. Но у них своя жизнь, а у меня — своя. Надеюсь, хоть за это ты не осуждаешь меня?

— Я уже говорила, что не могу осуждать тебя. Но лучше бы уехать всем вместе.

— Всем вместе не получится. Это очевидно. Значит, договорились, да?

— При одном условии. Ты должен обещать мне, что приедешь не позднее конца этого года, что бы тут ни происходило.

— Давай, к началу лета, мама. До конца года осталось всего ничего, дай Бог вас отправить за это время.

— Ну, хорошо. Пусть так. Я ведь не разбираюсь в этих тонкостях. Только пообещай ещё звонить постоянно.

— Обещаю. Ты даже будешь видеть меня.

— Как это?! — удивилась женщина.

— Сейчас техника на грани фантастики, как говорили раньше, помнишь? Егор или Ольга тебе покажут и помогут. Они в этом Интернете живут буквально. И меня научили пользоваться всякими штучками-дрючками. Так что будем видеть друг друга во время разговоров… Ладно, пойду теперь с супругой разговаривать. Спокойной ночи, мама. Постарайся уснуть, выпей таблеток ещё, если надо.

Андрей Николаевич поцеловал мать в щёку, поднялся и вышел из комнаты.

Его супруга тоже ещё не спала.

Она лежала на своей половине широкой кровати. Рядом с прикроватной тумбочкой горел торшер.

— А-а, полуночник! Наговорились о делах? — спросила она шутливо.

— Наговорились, — ответил Андрей Николаевич, скидывая одежду и ныряя под одеяло на своей половине кровати. Повозился, устроился поудобнее. — В ближайшее время ты с детьми и с мамой уедешь в Швейцарию.

— А ты?

; — А я останусь на какое-то время. Потом приеду.

— Как ты приедешь, если тут вот-вот война начнётся? — с тревогой спросила женщина.

— Уже началась, но я думаю, это ненадолго. Оппозицию быстро прижмут к ногтю. Зачинщиков посадят и всё будет как раньше.

Андрей Николаевич невольно вспомнил укор матери, её грустную улыбку и предложение открыть глаза по-настоящему.

Голос супруги отвлёк его от невесёлых мыслей.