Сергей Лобанов - Не родная кровь [СИ]

Гребли всех подряд, формируя бригады, соединения и фронты, что оказалось непросто. Люди, не привыкшие к столь жёстким условиям, подчинялись неохотно, ставя под сомнение и даже игнорируя приказы офицеров, особенно нестроевых. Те, призванные из запаса, толком ничего не умели, но истово желали командовать. Порой подобное желание выходило им боком: то и дело горе-командиров убивали исподтишка. И концов не найти. А иной раз убивали открыто, цинично, на глазах у всех: дескать, плевать, что со мной будет потом, но тебя я грохну…

Ситуация сложилась аховая, причём с обеих сторон. Этакое воинство напоминало настоящую грабь-армию и иначе чем на пушечное мясо никуда не годилось. В конце концов, сначала оппозиционеры, а затем и федералы издали похожие приказы о расстреле всех смутьянов. Суровые меры быстро подействовали, но противники всё равно не были готовы к настоящей большой войне. Самые прозорливые и опытные понимали: в первых же серьёзных боях потери будут огромными.

В жуткой неразберихе мутной волной захлестнувшей страну от края и до края было много непонятного, неправильного, абсурдно противоречивого и вредного. То и дело всплывала скандальная информация о неких заграничных счетах кого-нибудь из верхушки оппозиции или федеральной власти, наплевавших на свою родину и на соотечественников. Предатели прогибались под чужие интересы неведомых и очень влиятельных сил, желающих гибели России.

Много плавало грязи в этом мутном потоке. Очень много. Но каки е глобальные перемены и революции вершились чистыми руками?

Наступила зима.

Красноярск замерзал. В квартирах усилился холод — отопление было слабое. Вспыхнули массовые простудные заболевания. Больницы и поликлиники не справлялись с наплывом больных.

Город по-прежнему подвергался артобстрелам и ракетным ударам. Стратегическая авиация федералов серьёзно повредила Красноярскую ГЭС, электроэнергию она вырабатывать перестала. В образовавшуюся в плотине яму с рёвом хлынула вода. Ниже по течению Енисей вышел из берегов и подтопил часть города. О потопе ещё и не ведали, а крысы уже лезли из всех щелей. Люди увидели почерневшие улицы от миллионов бегущих в никуда грызунов, и поняли — идёт вода… Но никто не ожидал, что такая большая. А ночью она пришла почти мгновенно. Очень многие, не успев проснуться и хотя бы попытаться спастись, утонули в своих квартирах. Мужчины, женщины, дети, домашние животные так и остались там, плавая под потолками среди кучи вещей и утвари, распухшие, в стылой воде, стремительными потоками несущейся по городским улицам…

Вместе с Енисеем выплеснулась из берегов, растеклась в своих низовьях речка Кбча, рассекающая город извилистой лентой.

Начались спасательные работы, но из-за сложной ситуации проходили они кое-как, и жители были вынуждены сутками ждать помощи.

Ропот недовольства тут же выплеснулся в открытый протест, граждане потребовали принять меры к прекращению обстрелов или выпустить из города хотя бы пожилых людей, женщин и детей, раз мужчин в массовом порядке мобилизовали и им нельзя покидать Красноярск.

Переговоры с федералами заняли пару недель. В результате желающим покинуть пределы города разрешили это сделать. Через специально созданные фильтрационные пункты потянулись вереницы беженцев нагруженных чемоданами, сумками, котомками с разным скарбом.

Ушли многие, но и осталось немало тех, кто уходить не пожелал.

Федералы демонстративно взяли на себя весь труд по размещению беженцев в большом палаточном городке, дабы показать свою заботу о простых гражданах. Эту показную заботу они ставили себе в заслугу, будто не разрушали плотину, не обстреливали мегаполис, не убивали мирных жителей. Политика двойных стандартов процветала и здесь…

Красноярск, скованный крепким холодом, заледенел. А стремительные потоки воды никак не схватывались, лишь немного обрастая ледяной коркой по стенам зданий, вдруг ставших многочисленными полузатопленными островками. Морозный туман от воды клубился над домами и почти не рассеивался, повисая повсюду белыми хлопьями изморози.

Когда чуть отпускало, задувал пронизывающий ветер и ненадолго разгонял белесую муть, мёл по незатопленным промороженным улицам снежную пыль, швырял её в невесёлые окна и тёмные подъезды, хлопал старыми дверями, засыпал бронетехн ику, военные автомобили и нахохлившихся хмурых солдат.

Этот ветер предвещал страшную бурю, дикой разрушающей силой идущую на несчастливую Россию.

Май, 2017 год. Восточная Сибирь, окраина города Красноярска, линия обороны войск Объединённой Оппозиции.

Иван Никитин вместе с другими солдатами поредевшего взвода сидел в почти разрушенном бесконечными обстрелами здании.

На всей улице не осталось ни одного целого строения. Закопчённые, обвалившиеся стены, чёрные зева оконных проёмов и подъездов, таящие смерть. Разбитые здания как гнилые зубы торчали по всей улице, изъеденной воронками взрывов, заваленной обломками кирпичей, кусками асфальта, бетона, вывороченной землёй вперемешку со щебнем и всяким мусором. Там и сям стояла уничтоженная бронетехника, обреч ённо лежал сбитый сгоревший вертолёт.

Бои шли тяжёлые. Фйдеры [9 — Презрительное название федералов солдатами войск Объединённой Оппозиции. В свою очередь федералы называли своих противников опόзерами.] рвались в город. Уже было ясно, через день-два они зайдут с этой стороны, как на других направлениях, где углубились довольно далеко, активно закрепляя успех наступления.

От всего батальона, где воевал Иван, осталась едва ли половина. Они держались уже восьмой день. Приказа отступать не было, никто не знал, помнит ли о них командование или уже считает погибшими. А может, просто наплевало на солдат с высоты своих постов: мало что ли мужичья на Руси?

Боеприпасы кончались. Но решимость бойцов — израненных, измученных жаждой, недоеданием, недосыпом, артобстрелами, яростными атаками федералов, звериной злобой рукопашных свалок — только крепла. По флангам поредевшего батальона федеры сумели просочиться довольно глубок о, отрезав оппозиционеров от основных сил. Теперь до своих можно было прорваться только с боем, врукопашную. Но, наверное, даже по приказу отсюда никто не ушёл бы. Оборона этих развалин стала делом принципа.

Некоторые бойцы были сильно простужены ещё с холодов и надрывно кашляли. Отзвуки раздирающего горло и грудь кашля терялись в большом холле. Повышенную температуру сбить удавалось не всегда, таких слегших отправляли в госпиталь, пока была возможность. Теперь больные оставались на позициях. Иные так и умирали в горячечном бреду вместе с тяжелоранеными.