Сергей Лобанов - Диверсанты

— Я не это хотел сказать, — повторил Туркалёв. — На самом деле я даже представить не могу, каково оно — писать кому-то письма. Да и о чём? Мир остался где-то там, совсем в другой жизни, теперь как будто очень далёкой. А о войне я писать не хочу, она до краёв наполнена страхом и ненавистью. Это вызывает ответную ненависть, иссушает душу.

— Человек с высохшей душой страшен, — тихо произнесла Лена. — В нём нет жалости ни к себе, ни к другим. Зачем ты на этой войне?

Янычар совсем не ожидал такого вопроса.

— Как зачем? — растерянно переспросил он. — Я воюю с самого окончания училища, то там, то сям. А потом так получилось, что моя часть в составе других войск оказалась на стороне Объединённой Оппозиции. Я не выбирал, на чьей стороне мне быть. Я выполняю приказы. Я солдат.

— Ах, ну конечно! — усмехнулась Лена. — Очень удобная позиция! «Я солдат, я выполняю приказ». У тебя нет своего мнения по поводу этой проклятой, никому не нужной войны? Что делить народам России? Что делить тем, у кого никогда ничего не было, кроме обещаний лучшей доли от рвущихся к власти? Эти гады сейчас сидят глубоко под землёй, опасаясь за драгоценные жизни, и обрекают на смерть сотни тысяч ни в чём не повинных. Почему ты воюешь за них? Они думают только о себе, им плевать на простых людей!

Капитан угрюмо молчал, отведя взгляд. Он чувствовал себя словно голый перед смеющейся толпой зевак. Да ещё вдобавок зудела гаденькая мыслишка самооправдания:

«Я ей заплатил и вынужден такое слушать. Нахрена мне это нужно?»

Страдающая совесть не принимала подленькой мысли, всё слабее и слабее отбиваясь от её нахрапистости, обречённо понимая: эта нахрапистая всё равно своё возьмёт.

Туркалёв не находил, чем ответить на правоту девушки, и это раздражало сильнее всего.

Зачем он воюет? Много их таких — желающих спросить обвинительным тоном.

А что они знают о его погибших друзьях, чьи предсмертные хрипы, не переставая, калёным железом жгут память, требуя возмездия жестокого и неотвратимого?

Ничего не знают и не узнают. И она не узнает, но как точно всё же подметила: «Человек с высохшей душой страшен. В нём нет жалости ни к себе, ни к другим».

Чёрт бы её побрал со всей правотой.

Это ж надо, а! Проститутка заставила впервые всерьёз задуматься над тем, что же он действительно делает на этой войне, развязанной со своим народом необузданными в желании власти политиками.

На войне всё просто: либо ты, либо тебя. Выбор очевиден. Поэтому враги, что оказывались в прорези прицела его автомата, получали сполна. Он отнимал их жизни, не задумываясь.

Пусть те, что любят задавать острые вопросы, рискнут шкурой, пусть выполнят почти невыполнимые приказы, пусть сумеют выжить и не свихнуться от ужасов войны. А потом пусть расскажут, зачем они там оказались и почему воюют. Да вот только слушать их захотят немногие, но и они не поймут по-настоящему, пока сами не увидят мёртвый оскал Смерти.

Правдолюбцы хреновы!

И эта туда же!

Янычар вдруг почувствовал прилив ярости — слепой, захлёстывающей разум, когда нечего возразить, когда резкие и точные слова бьют в самое больное место.

Некто подленький, без спросу устроившийся в потаённом уголке души, подсунувший мыслишку самооправдания о заплаченных деньгах, услужливо подсказывал, на кого можно выплеснуть ярость.

Лена интуитивно почувствовала перемену в нём и испуганно отстранилась.

— Хочешь ещё что-нибудь узнать? Давай, спроси, — с намеренным спокойствием, на которое так часто попадались не знавшие его, промолвил Янычар. — Я ведь за это тебе заплатил.

Девушка вздрогнула, как от пощёчины.

Капитан в свою очередь почувствовал, с каким трудом она сдерживается, чтобы не ударить.

То самое подленькое существо почти сладострастно желало этого удара, просило беззвучно: «Ну, давай же, давай бей!», после чего с хозяина слетят зыбкие рамки цивильности, и оно, мелкое и гаденькое, мгновенно превратится в безжалостного зверя, заполнит собою всю хозяйскую суть и как в бою без малейшего содрогания отнимет чужую жизнь.

Остатками воли, не позволяя себе сорваться, капитан подавил закипавшую ярость.

— Ты не похожа на обычную проститутку. Кто ты на самом деле?

Лена усмехнулась одними губами, тряхнула головой, светлые волосы волной взлетели и вновь рассыпались по плечам, и ответила тоном, дающим понять, он — клиент, раз заплатил. Он всего лишь один из многих, до кого ей нет никакого дела, перед кем она никогда не раскроет душу.

— Каждый, кто был со мной, спрашивает об этом.

— Тогда делай своё дело, — отчётливо произнёс Янычар, отступая от бездны, у которой секунду назад балансировал на самом краю. — Хватит простаивать.

— Как скажешь, — бесцветно ответила девушка. — Желание клиента для меня закон.

Как показалось Алексею, Лена так и напрашивалась на оплеуху. Есть женщины, что ни в какую не идут на попятную даже под страхом избиения. Но, кажется, в этот раз он ошибся. Или у девушки всё же сработали тормоза, поскольку она отвела взгляд и склонилась над ним.

Янычар почувствовал, как его плоть оказалась в горячих мягких губах…

Через недолгое время он вздрогнул в сладострастном томлении, уверенный, это всё. Однако девушка продолжала, как ни в чём не бывало, не отпуская его достоинство. В конце концов, капитан вывернулся из-под неё, повернул к себе спиной, заставляя склониться к кровати, обхватив ладонями мягкие округлые бёдра…

Потом откинулся устало на спину, прикрыл веки.

— Ты доволен?

В её голосе отчётливо слышался холод отчуждения.

— Да, я доволен, — также холодно и отстранённо ответил Алексей.

Он дотянулся до прикроватной тумбочки, выдвинул ящик, на ощупь сгрёб лежащие в нём купюры, ощутив пальцами, что ухватил все до единой. Всё равно на войне они ни к чему, там он и так возьмёт всё, что захочет, по праву сильного.

Взгляд коснулся пыльной, остро пахнущей путом разгрузки, так и провалявшейся всё это время в номере. Завтра, вернее, уже сегодня, он опять наденет её, защитившись от внезапной душевной слабости, став прежним. Он — солдат, он опять будет выполнять чьи-то приказы и убивать… Пропади оно всё пропадом!..

Мятые купюры он вывалил на кровать перед девушкой, стараясь не смотреть в красивые зелёные глаза.

— Бери и уходи, — процедил Янычар, глядя в сторону.

Девушка не пошевелилась.

— Оглохла?

— Я не заработала столько, тем более что деньги за всё время вперёд уже взял хозяин сауны, на которого мы работаем.

— Это тебе премиальные лично от меня.

— За что?

— За душещипательные беседы, — хмыкнул капитан.

— Я не возьму эти деньги, — ответила Лена упрямо.

— Но мне они тоже не нужны, — произнёс Янычар с досадой от того что опять приходится спорить с этой строптивой, как выяснилось в последнюю ночь, девчонкой.