Сергей Лобанов - Диверсанты

— Ну что ты, что ты, родной, куда ты? — вроде бы мягко спросил Куба.

Но от этой заботливости даже у видавшего виды Негатива прошёл мороз по коже. Он продолжал смотреть в оптику на поднимающихся по склону товарищей.

— Вы с этой деревни, да? — дрожащим голосом спросил бородач.

— А ты с какой целью интересуешься? — с иезуитской вкрадчивостью произнёс Кубаев.

— Мы никого не собирались убивать, нам нужна была еда, тёплые вещи. Зима скоро.

— А что в магазине не купили? Денег нет? Не заработали? — опечаленно спросил Ринат.

— В каком магазине?

Дезертир вновь уставился на окровавленные руки незнакомца.

— Как в каком? — натурально удивился Куба. — Тут, за углом.

Бородач подавленно молчал, наконец, полностью придя в себя и сообразив, что дела, мягко говоря, не очень. Его забила крупная дрожь.

Подошли парни.

Глянув на изуродованный труп первого, Янычар выругался.

— Негатив, заканчивай с этим сам побыстрее, — сказал он.

— Не мешай, командир, — процедил Куба, не оборачиваясь.

Отлично зная, что в такой ситуации всякие приказы бессильны, а физическое вмешательство до добра не доведёт, Туркалёв с досадой сплюнул и отошёл в сторону, повернулся ко всем спиной, присел на поваленный, поросший мхом трухлявый ствол, поставил между ног «вал», тяжело и обречённо вздохнул.

К нему присоединились Мамбеталиев и Шахов.

Седых продолжал осматривать в оптику поселение.

— Местные мужики возвращаются, — сказал он вдруг. — Вижу пока пятерых. Все вооружены ружьями. Двое на лагах тащат тушу кабана.

Парни встали и тоже в оптику начали смотреть на посёлок.

Мужики выходили из леса со стороны почти противоположной той, откуда вышли дезертиры.

— Женщина, что была здесь, побежала в избу, — продолжал Седых.

Но остальные и так видели это.

Мужики, удивлённые пустотой в поселении, не спеша шли, осматриваясь. Все тоже были бородатыми, но выглядели вполне мирно. Висящие на плечах ружья не вызывали ощущения опасности.

Один, видимо старший, шёл чуть впереди следом за двумя большими лохматыми собаками.

Никто не торопился навстречу кормильцам.

Но вот дверь одной избы отворилась.

Пугливо оглядываясь, к мужчинам поспешила женщина, прижимая руки к лицу, что-то начала говорить.

Мужики тут же сдёрнули с плеч ружья, сноровисто вставляя в них патроны из держащихся на поясах патронташей.

— Куба, поторопись, — распорядился Янычар. — Хрен их знает, этих мужиков, что им в бушки втемяшится. Вдруг в погоню устремятся, не воевать же с ними.

— Что вы сделаете со мной? — заикаясь от страха, спросил бородач, уставившись на страшного незнакомца с окровавленными руками.

— А что бы вы сделали с женщиной после изнасилования? — отчётливо спросил Кубаев.

— Отпустили бы… Зачем она нам?.. Да я вообще не собирался… — спохватился дезертир. — Я только смотрел…

— Смотрел, да? Любопытно было? — зловеще процедил Куба. — Мою жену тоже вот так… Двое… Один сначала смотрел, а потом…

— Но это же не я был! — взвизгнул бородач.

— Все вы одинаковы, — отрезал Ринат. — Отпустить собирались? Смотрел, говоришь? Я тебя тоже отпущу…

Остальные удивлённо обернулись.

— Отпущу, — подтвердил Куба.

— Спасибо, братцы! Братцы… Я же свой… Свой! Просто получилось так… Я вернуться хотел на фронт, правда… Я ведь свой…

— Конечно свой, — покладисто согласился Ринат. — На чьей стороне воевал?

— Ну… это… — замешкался дезертир, опасаясь ошибиться, скользнув взглядом по одежде незнакомца, пытаясь по знакам различия определить принадлежность к той или иной стороне.

Но, естественно, парни были экипированы в форму без всяких регалий и знаков различия.

— На нашей, конечно… За федералов, — решился, наконец, дезертир, на миг замерев, ожидая реакции незнакомца.

— Ну вот видишь, за федералов, — с тёплой доброй улыбкой произнёс Куба. — Значит, не тронул бы женщину, посмотрел бы только?

Расслабившийся бородач, заискивающе улыбаясь, торопливо мелко закивал.

Неожиданно Ринат ударил костяшками пальцев в заросший кадык дезертира. Тот захрипел, пытаясь втянуть спасительного воздуха, скорчился.

Но Куба резко опрокинул его на спину, уселся верхом на грудь, блокируя коленями руки. Достал из кармашка разгрузки обычную чайную ложечку, потемневшую от заварки, невзрачную. Левой пятернёй схватил заросшее лицо противника в жменю, прижимая голову к земле. Чайную ложечку углубил в правую глазницу, сразу же наполнившуюся кровью.

Бородач задёргался, судорожно засучил, застучал ногами. Из зажатого рукой рта вырвался сдавленный вой:

— Ы-ы-ы-ы!!!

— Тихо, родной, тихо… — процедил Куба, орудуя ложкой, вытаскивая глазное яблоко.

По правой стороне лица дезертира текла тёмная кровь, заполнив всю глазницу, мышцы тянулись за глазом, легко отрываясь.

— Ы-ы-ы-ы!!! — дико мычал бородач, ёрзая, дёргаясь всем телом, надёжно прижатым к земле.

Куба вытащил глаз и отшвырнул в сторону. Сразу же приступил ко второму.

— Ы-ы-ы-ы!!! — ещё сильнее отчаянно замычал дезертир.

— Всё уже, всё, — успокаивающе произнёс Ринат, вытащив второе глазное яблоко и отбросив в ту же сторону.

После чего сорвал пучок травы и протёр ложку, поднялся с бородача.

Получивший свободу дезертир катался по земле, стукался о деревья, скрёб руками землю, дико воя на весь лес:

— Ы-ы-ы-ы!!!

Не обращая больше на него внимания, Куба положил ложечку обратно в разгрузку.

— Ты чё??? — ошарашено спросил Негатив, глядя как та исчезает в кармашке.

— А чем я сахар размешивать буду, когда вернёмся? Пальцем? — спокойно поинтересовался Ринат.

Ни на кого не глядя, тщательно вытер сорванной травой руки, поднял «вал», закинув ремень на левое плечо, и устроил на правом пулемёт.

— Я готов, командир.

— Ну спасибо, уважил, — процедил Туркалёв, поднимаясь следом. — Чё с этим-то, Гомером, бля, делать?

— Ничего, — пробурчал Ринат. — Я обещал отпустить его. — И хмыкнул: — Пусть идёт, куда глаза глядят. Вдруг, создаст свою «Илиаду» и «Одиссею»? Может, у него талант проявится, зачем лишать будущее человечество великих эпосов?

— Эк ты хватил, шутник! — недовольно удивился Янычар. — Ладно, хер с ним. Местные всё равно добьют. И добавил официально: — Старший лейтенант Кубаев, за неподчинение приказу объявляю дисциплинарное взыскание — выговор. Выступаем в прежнем порядке.

Они удалялись по гребню сопки, а сзади доносился почти беспрерывный дикий вой ослеплённого дезертира:

— Ы-ы-ы-ы!!!.. Ы-ы-ы-ы!!!.. Ы-ы-ы-ы!!!..

Эхо металось в деревьях, пугая птиц, шумно взлетающих с веток. Звери чутко замирали, вслушиваясь в человеческий вопль с нечеловеческой болью и страхом безысходности от потери зрения.

Никто не упрекал Рината в чрезвычайной жестокости. Они не принадлежали к выпускникам института благородных девиц, каждый был способен на подобное.