Андрей Десницкий - Угарит

– Если бы я знал, друг мой, что будет при этом с нами… Это твой мир – а нам нет в нем места.

Иттобаал промолчал.

Так и коротали мы время за богословскими и прочими беседами, а я… я просто ехал рядом с Юлькой и впервые, впервые за все это время не хотелось даже думать и гадать, что ждет нас дальше, найдем мы эту дыру или нет. Мы были вместе, и это было главным.

В Сидоне мы не задержались. Иттобаал прямо в сидонской гавани нашел корабль, идущий еще дальше на юг, в Тир, договорился с корабельщиками об оплате и после ночевки в какой-то грязной портовой таверне мы, даже не заходя в сам город, вышли в новое плавание. В общем-то, в никуда. Иттобаал отправился с нами.

– Окончание той истории – у царя Хирама, – объяснил он, едва мы взошли на борт, – и я хочу его узнать. В Сидоне ничего нет.

– О чем это ты? – переспросил я.

– О Письменах Вестников. Последние Письмена были отправлены в Сидон, а оттуда в Тир, много лет тому назад. Их хранят в сокровищнице царя Хирама, друга моего господина. Там вы прочитаете их Хираму и мне, чтобы знали мы, какие судьбы… как избегнуть зла и достичь блага.

– Иттобаал, – со сомнением покачал я головой, – друг мой, ничего нет такого в этих письменах. Никаких наставлений. Это просто история…

– Деяния мужей древности учат мудрости, – ответил он, – и кто владеет ей, тот сильней покорителя городов.

Где-то я уже это слышал… равно как и имя Хирам. Но какое это имело значение! Тир так Тир, не хуже и не лучше любого другого города этого мира. И чем дальше от Арвада, тем лучше.

Уже следующим утром мы ступали по узким улочкам Тира, направляясь из Сидонской гавани (была еще и другая, Египетская) к центру города. До чего похожи были друг на друга все эти города! Заполненные народом площади и узкие проулочки, где двоим трудно разойтись, глухие каменные стены, запахи жареного мяса и специй, и помоев, хлюпающих прямо под ногами. Важные стражники присели на корточки, отложив тяжелые щиты, и ведут какой-то неторопливый разговор, по очереди прихлебывая дешевое пиво из дешевого глиняного сосуда. Худощавый раб с сединой на висках, в одной набедренной повязке, тащит на согнутой спине какой-то цветастый тюк. Девушка, закутанная по самый подбородок в цветастое покрывало, торопливо семенит по улице в сопровождении грузной и страшной тетки, завернутой в простую мешковину. Двое голых детишек с радостными воплями пускают глиняный черепок по ручейку, текущему к морю – и ручеек явственно припахивает мочой. Жизнь как жизнь.

Но и сюда, за городские стены долетал запах раковин, гниющих прямо на морском берегу. Их были горы и горы, и это были те самые моллюски, из которых, как объяснил нам Иттобаал, тиряне добывали свою пурпурную краску – главный предмет экспорта, основу благосостояния города. Видимо, потому и притерпелись они к этому запаху.

Царский дворец, куда нас доставили в итоге, был, конечно, почище и получше прочих зданий. Мочой пахло только снаружи (канализации тут еще не изобрели), оборванных рабов не было видно – видимо, вся непарадная сторона дворцовой жизни была оттеснена куда-то на задний двор, а нас провели с парадного входа. Даже стражники тут стояли по стойке «вольно», и безо всякого пива.

Но во внутренние покои нас не повели – оставили в небольшой комнатке у самого входа, куда рабыни тут же подали разбавленное вино, фрукты, сыр и какие-то сладковатые лепешки в качестве закусок. Королевский завтрак, так сказать.

Примерно через полчаса ожидания в комнату вошел знатный вельможа – это было видно по одежде и обращению окружающих – в сопровождении трех слуг рангом пониже. После кратких взаимных приветствий он присел к столу, но сам не притронулся к закускам, и завел с Иттобаалом вечный этот их разговор о здоровье его господина, и своего господина, и его жен, и его детей, и его верблюдов, баранов и ослов – а затем и о здоровье баранов самого Иттобаала. Всё, как обычно. Еще через полчаса таких переговоров (по счастью, у нас с Юлькой баранов не было, так что и обсуждать было нечего) он протянул нам измятые листки.

– О, Юль, это по твоей части, – сказал я, – тут французский.

– Слушай, мне трудно сразу по-ихнему, – отозвалась она.

– Ну давай ты тогда на русский переводи, мне же тоже интересно – а я потом для них по-финикийски истолкую.

Так мы и сделали. Жюли писала:

«Мальчики поговаривают о том, чтобы двинуться на Кипр. Знаю я, откуда ветер дует, опять небось Беновы авантюры. Вот неймется мужику, бла-бла-бла демократия, бла-бла-бла коммерция. А какая нафиг коммерция? Экспроприировать толстопузых и все дела. Говорят, на Кипре какие-то мореплаватели завелись, люди широких взглядов, и со средствами – так почему бы с ними не познакомиться? Если удастся – договориться по-хорошему, если нет – экспроприировать. Революции нужны средства. В конце концов, у нас до сих пор ни станка печатного, ни бумаги человеческой. А много тут прокламаций на глиняных табличках нацарапаешь, как же!

Решено, надо сколотить Боевую Группу, отобрать десяток ребят посмышленее, чтобы еще хорошо умели с оружием обращаться, и сплавать по-тихому, главное, чтобы успеть до Бена с его коммерсантами. Быстрота и натиск – вот это по-нашему! Правда, с деньгами опять фигово, а для такого путешествия надо как-никак корабль зафрахтовать. Ну да ладно, а то я не знаю, где бенова кубышка хранится! По крайней мере, про одну знаю точно. А для революции не грех сделать ей небольшое кровопускание. Не обеднеет Бенечка, а революция его не забудет. Может быть… Когда-нибудь…»

– Она была служительницей Риба-Люсьяту, эта жрица? – спросил вельможа, пожевав губами.

– О, да, – ответила Юлька, – и очень… ревностной.

– За что Риба-Люсьяту покарала город Угарит? – снова спросил он.

– А ни за что. Вень, как будет по-ихнему «по приколу»?

– Такова воля богини Революсьён, то бишь Риба-Люсьяту, и служителей ее, – пояснил я, – чтобы отбирать всё у богатых.

– Ревность богов тяжка, как песок морской, – вздохнул он с пониманием, – и зависть их – огонь поядающий. Чего бы ни стяжала рука мужа, отнимется у него в единый миг, и будет стенать и плакать могучий, и хлеба не будет иметь богатый, и одиноким останется многодетный.

– Как тот мудрец из земли Уц, – отозвался Иттобаал.

Я, было, хотел уточнить, кого он имел в виду, но Юлька продолжала чтение.

«Экспроприация прошла на редкость удачно, ух и развопится же наш янки, когда обнаружит недостачу. Ну и ладно, пускай ругается, я-то этого все равно не услышу. С кораблем, правда, получилось не слишком удачно, ну да ладно. Мои обормоты его просто-напросто угнали вместо того, чтобы арендовать, в итоге отправились мы в плавание наспех, с полупустыми трюмами. Ну да ничего, добрались все-таки до Кипра, хотя и порядком потрепало нас дорогой.