Андрей Дай - Без Поводыря

Выписали из южных, киргизских степей целую свору тамошних собак с их поводырями. Полагаю, тому же Куперштоху это не трудно было сделать, учитывая то поистине огромное по местным меркам количество скота, которое каинские евреи скупали у степных инородцев, чтоб загрузить разрастающееся производство консервов. Но, тем не менее…

У жителей будущего северного Казахстана тогда уже существовало две основных породы собак. Тобет — суровые охранники — лохматые псы размером со взрослого барана, способные в одиночку задушить матерого волка. И тазы — гладкошерстная гончая среднего роста, предназначенная исключительно для охоты. Изредка, не больше чем однажды на сто щенков, рождаются тазы особенного характера — охочие до зверя. За чашкой вечернего чая у костерка в сшитом из шкур шатре, старшина киргизов, седой Абдижалар, рассказывал, легенду, будто бы эти особенные собаки, кумай тазы, рождаются не от обычных сук. По его словам, и если не заглядывать в щелочки хитрющих глаз, особенно ловкие, обладающие исключительным обонянием, дерзостью, силой и отвагой, кумай тазы появляются из яйца собаковидного гуся — итаказ. А вот то, что погибших в схватках псов, проявивших исключительную самоотверженность и отвагу, хоронят с поистине генеральскими почестями — истинная правда. Ради одной из таких, отдавших всю себя людям, целый день отогревали кострами землю под могилу…

Я уже говорил, волки в ту осень превратились в настоящее бедствие. Александр Андреевич Каллер, старший ветеринарный врач губернии, докладывал, что возможно, волки, наряду с лисами, еще и бешенство в округе распространяют. И одного этого подозрения было уже довольно, чтоб подписать серым санитарам степей смертный приговор.

Волки редко меняют свои логова. Опытные охотники знают, что в одной и той же норе в удачном месте, могут рождаться несколько поколений щенков. И естественно, что эти места, так сказать, прописки, зверей были отлично известны туземцам. Как и возможные пути бегства, наиболее удобные положения стрелков и овраги, которые удобнее всего было бы перегородить тенетами — крупноячеистыми, в голову волка величиной, сетями на крепких опорах.

Седым от мороза и прижимающегося к земле дыма ранним утром, оставив дам и не интересующихся кровавой забавой господ в лагере, мы сели на лошадей. Еще предыдущим вечером каждый изъявивший желание принять участие в охоте выбрал для себя будущую роль. Следовать ли ему за загонщиками, сворой с поводырями, или ждать на номерах, пока визжащие от ярости псы не выгонят волка под выстрел. Честно скажу — хотелось и того и этого. Сердце пело в предвкушении лихой погони, хотя я и искренне сомневался в своей способности на всем скаку попасть в серую тень за сто шагов впереди. Куда практичнее, и эффектнее было бы точным выстрелом поразить загнанного под ружье волчару. Однако же выбрал я все‑таки седло Принцессы. Как представил себе, как буду хвастаться меткостью, пока хирург будет ампутировать обмороженные по локоть руки — дурно стало. Верхом конечно тоже прохладно, однако же — не на столько, как стоя на одном месте.

Завыл, зверем заорал доезжачий, изображая переярка — двухлетка. До логова большой, голов с дюжину, стаи было еще далеко. Охотники опасались, что старуха–волчица сможет‑таки уловить у подражателя чужие, не волчьи нотки и тогда непременно уведет стаю в другое место. Киргизы подняли тазы к себе на седла, а более крупных тобетов на крепких поводках потащили к тупикам — огороженным тенетами оврагам с крутыми откосами, где «волчий вопрос» должен был решиться окончательно.

Абдижалар собирался накинуть свору чуть ли не на само логово. Опасался, что азартные тазы могут погнаться за другими зверями — зайцем или лисой, если спустить их на землю раньше.

Мы, я с Родзянко — снова шуба нараспашку, несколько гвардейских офицеров и полудюжина конвойных казачков из молодых, приотстали. Наше время придет, когда доезжачий накинет свору, когда киргизы станут вопить пуще американских ирокезов, и улюлюкать. Когда стая, разбитая на части, порскнет в разные стороны. Это тоже очень важно — разбить стаю. Не дать вожаку принять на себя свору прямо на логове, пожертвовать собой, тем самым давай возможность прибылым — годовалым, и переяркам — двухгодовалым, уйти от гона. За столетия противостояния, волки отлично изучили своих главных врагов…

И вот гон начался. Волчью стаю сразу довольно удачно раскололи на три части, и соответственно разделилась собачья свора. За самой маленькой — всего три голенастых, длиннолапых волка–подростка — поскакали пара киргизов, по словам Абдижалара, особенно искусные в метании аркана. Обещали ту троицу приструнить — то есть — связать и живьем притащить в лагерь.

За второй, которую повел матерый волк — вожак, поскакали офицеры с саблями в руках. Дело чести, едрешкин корень. Еще по пути из Томска успели пари заключить, что способны волка зарубить на скаку. Ну а мы с Николаем Васильевичем и казаками — за третьей, самой многочисленной и ведомой хитрой и опытной волчицей–матерью.

Взревели охотничьи дудки, извещая номера, что пора скинуть теплые меховые варежки и браться за ружья. Наш осколок стаи серыми тенями, по пятам преследуемый гончими, мчался по дну лога, а мы, чтоб кони не переломали ноги — по верху. Гон только начался, звери еще не выдохлись и мы, даже верхом, сильно отставали. Стрелять через головы собак в таком положении бессмысленно. Только и оставалось, что следить краем глаза за доезжачим, и скакать.

Круг. Свора выводила стаю на укрывшихся стрелков. Один выстрел, другой. Порыв ветра взметнул, закрутил облако остро воняющего серой порохового дыма из низины, и сразу стало видно, что ни одна пуля так и не попала в цель. Серые метелки волчьих хвостов скрывались за поворотом оврага.

Мы вылетели на пригорок и осадили разгоряченных погоней лошадей. Следовало убедиться, что свора сумеет завернуть серых на второй круг. Какими бы ни были наши кони, скакать галопом часы на пролет без опаски запалиться они не могут. Да и стоило ли начинать эту охоту, если ценой станет здоровье драгоценного четвероногого транспорта?

— Туда! — позабыв о величании, прохрипел бородатый доезжачий, взмахнул рукой и рванул своего низкорослого, киргизского конька.

Благо — больше не было нужды выжимать из лошадей все силы. Уже скоро мы, подобрав поводья, спустились в один из многочисленных оврагов и спешились. Подбитые нежнейшим соболем варежки полетели на снег, и сквозь тончайшую кожу перчаток почувствовал леденящий холод металла своей безотказной спенсерки.

Слева, от места, где была расположена очередная группа номеров, послышалась частая стрельба. Там стояли томские охотники, которым я ради эксперимента и рекламы карабинов, выдал несколько новейших «московок». Причем в многозарядном, кавалерийском варианте. Я только и успел подумать о том, что нужно не забыть поинтересоваться мнением матерых лесовиков о новом оружии, как четыре оставшихся с сукой–матерью переярка, растянувшись в линию выметнулись чуть ли не прямо на нас. Я вскинул ружье и придавил курок.