Вячеслав Коротин - Шпага императора

…Я быстро проинструктировал Тихона и вернулся в комнату. Водка уже налита, сало и хлеб порезаны.

– Как думаешь, – спросил Сергей после первой, – что теперь с Наполеоном и его армией делать планируется?

– Не нам с тобой решать, конечно… По-моему, армии его – карачун. Не выпустит Кутузов уже никого. Во всяком случае, при оружии. Но совсем загнобить Францию недальновидно. Как говаривал Бисмарк: «Оставим её стрелой в сердце…», Англии той же. И Германии. Чтобы не сильно хамели. Хотя ты же знаешь, я в политических играх не силён. Император, само собой, пусть пока у нас погостит, но с перспективой возвращения на родину…

– Корсику имеешь в виду? – улыбнулся Горский.

– Сам знаешь, что не её. Хай себе в Парижик следует в случае необходимости. Чтобы по ту сторону Ла-Манша ребята определённую дрожь в коленках всё-таки имели.

– А «недорубленный лес»? Ведь натура у Бонапарта мстительная – корсиканец, как-никак. Вернётся к нам через несколько лет и прежних ошибок повторять не будет.

– Предлагаешь мне адвокатом дьявола выступить?

– Ну, что-то типа того. Итак?..

– Его армия вернётся домой без оружия. Все нефранцузские формирования будут утрачены, промышленный потенциал Европы – тоже.

– Уверен? А как это обеспечить?

– Придуриваешься?

– Нет, просто играю по правилам.

– Да просто, пока во всяких германиях-италиях не придут к власти соответствующие режимы, мы его не выпустим… Слушай, честно говоря, мне уже глубоко по барабану, что там начнёт твориться в политике, главное, что не состоится заграничный поход, надеюсь, что не будет военных поселений… Хочу в Питер, в лабораторию. Надоели эти стрелячки и иже с ними.

Стук в дверь прервал мою тираду. Вернулся Тихон.

Ну не золото мой «Планше»?

Телячьи почки, тушённые с луком и солёными огурцами, отварной язык под соусом, говяжье филе, запеченное с беконом, тушёная кислая капуста с копчёной грудинкой…

Ни черта себе шикуют в не затронутых войной окраинах!..

Наши с Серёгой рты минут на десять стали способны только поглощать пищу.

Картошечки бы ещё… Ладно, обойдёмся – и так просто праздник живота получился.

Я не стал доколупываться на предмет: «А где рыба?» Нет – значит, не было. А если и была, то недостойна наших «благородных» желудков. Если уж Тихон не принёс…

Опять стук в дверь – сам Денис Васильевич пожаловал…

– Не потревожу поздним визитом?

– Ну что вы, Денис Васильевич, рады видеть. Просим к столу.

– Не откажусь, я именно на ужин и рассчитывал, и не с пустыми руками… Васька, заноси!

Неизменный денщик гусара тут же заволок в помещение корзину, из которой споро выставил ещё одну бутыль с водкой, жареную курицу, каравай и горшочек с икрой.

Застолье предстояло солидное.

– А вы знакомы с капитаном Горским? – слегка ревниво поинтересовался гусар.

Понятно: чего это я тут распиваю с заезжим драгуном, а не с боевым товарищем.

– С юности. (Благо что про свою «юность в Орегоне» я Давыдову не рассказывал.)

– Тогда понятно, что вы предпочли его общество… Простите, может, я помешал?

– Ни в коем случае, Денис Васильевич, – поспешил встрять Серёга, – мы будем очень рады разделить трапезу с вами.

– Благодарю, господа, за радушный приём…

Я прекрасно понял смысл паузы и поспешил снова наполнить «бокалы»…

Курица – так себе. С цыплятами-бройлерами двадцатого века не сравнить, да и не фаршированная, не маринованная перед приготовлением… Со специями опять же проблемы. Но ничего: выпили-прожевали.

– А нам завтра обратно, Вадим Фёдорович.

– Обратно так обратно, – меланхолически бросил я. – Оно понятно – война ещё не закончилась.

Это я «бросил меланхолически», а где-то внутри вскипела обида… Даже не «обида» – просто не знаю, как назвать: умом понимаешь, что со взятием императора ещё ничего не закончилось, но внутри такое опустошение…

Как на дорожке: решающий бой. Решающий укол. И ты его нанёс! Передумал соперника, обхитрил, «провалил» и контратаковал. На аппарате горит «победный» фонарь. Ты выиграл этот бой! Вымучил! Сделал!!

И тут судья вещает: «Укол недействителен – после «Стоп! К бою!»

И неважно, что там заметил судья: развязавшийся на тапочке шнурок во время атаки, столкновение, выход соперника за дорожку, «хаотичное ведение боя» – неважно. Ты просто был в бою в этот момент и не слышал ничего. Но почувствовал, что всё-таки нанёс решающий укол, действительный укол…

И пусть этот «развязавшийся шнурок» судья заметил у меня, когда я уже летел вперёд во «флеши» и наносил тот самый укол – никого не волнует.

– К бою! – звучит команда судьи.

Можете представить состояние «победившего» после этого?

У тебя отобрали победу, которую ты уже считал своей. Ох, как тяжело снова настроиться продолжить поединок…

В результате очень часто бывает, что тот, кто минуту назад ликовал, уходит побеждённым…

И мне ой как не хочется получить какую-нибудь дурную пулю в войне, судьба которой решена, решена окончательно. Не под Смоленск хочется вернуться, а на Псковщину, к Настёне моей…

Но никуда не денешься – надо. Кажется, теперь я до некоторой степени представил, что чувствовали наши деды перед штурмом Рейхстага. Пройти всю войну, четыре года Ада, пешком и по-пластунски добраться от Волги до Берлина, и, может быть, погибнуть в последний день той ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ…. Страшно! Жутко! Но НАДО!..

– Вадим! Ты о чём думаешь? Судя по лицу – об адских муках.

Пришлось немедленно вернуться в реальность.

– Простите, господа – о жене. Весной надеюсь стать отцом, вот и беспокоюсь – как там она…

– А вот за это нужно непременно. – Давыдов тут же разлил ещё по одной. – За здоровье вашей очаровательной супруги, и чтобы всё завершилось благополучно!

Выпили. Закусили. В таком ключе и прошёл весь вечер. Пообщаться с Серёгой на предмет злободневных проблем так и не удалось, а утром он умчался в Минск по каким-то своим делам.

Мы отправились на север ближе к полудню. Через день присоединились к отряду Сеславина, который оставили в качестве заслона, и вскоре прибыли в места, предписанные дислокацией. Однако успели к «шапочному разбору».

Оказалось, что за это время Милорадович со своим авангардом перехватил у Ржева наполеоновскую гвардию, вышедшую на Смоленск. Драка была страшной, но подошедшие корпуса Остермана и Цесаревича переломили ход боя, и из тридцати пяти тысяч французов пробились только пять. Мюрат убит, а возглавил прорыв сам Ней – несостоявшийся князь Московский.

По дороге к Смоленску его здорово потрепали казаки и партизаны, поэтому довёл он до города около двух тысяч штыков.

А там уже до людоедства докатились. Подчинённые Виктора и Удино давно уже выжрали все запасы, съели лошадей, а любая попытка выбраться за стены немедленно заканчивалась уничтожением отряда либо регулярными войсками, либо партизанами.