Сергей Шкенев - Заградотряд Его Величества. "Развалинами Лондона удовлетворен!"

В середине ноября солдатами батальона в деревне Завершье в одну ночь были задержаны 8 беженцев от французской армии, временно проживающие в деревне Завершье. Все эти беженцы отведены к деревенскому колодцу и задушены. Лично я задушил одного из них, майор Першегю тоже одного, лейтенант Франсуа-Мари Граве задушил двоих, а остальные убиты егерями батальона по приказанию вышеупомянутого майора Першегю. Все трупы нами были раздеты и брошены в колодец.

В декабре 1807 года в деревне Ополь были задержаны две семьи беженцев - одна в составе 6 человек, другая - 9 человек. В их задержании я принимал участие, а кто расстреливал, не знаю. Снятая с трупов одежда распределялась среди офицеров батальона или разыгрывалась в карты.

В средине декабря 1807 года были задержаны 6 крестьян среднего возраста, больные неизвестной болезнью. Все они были отведены к колодцу и там заколоты штыками. Убивал ли их майор Жан Першегю не помню, но командовал именно он.

Примерно в январе 1808 года вечером меня вызвал к себе командир батальона майор Першегю, и когда я пришёл, то застал командира нашего полка полковника Робера Ванно. Полковник мне сказал, что сейчас мы поедем в имение не успевшей сбежать графини Браницкой, и там допросим её. Причин такого приказа я уточнять не стал, и мы поехали. В имении забрали графиню, отвезли в лес, там майор Першегю и полковник Ванно её задушили, после чего я её раздел. Труп бросили в лесу, а одежду с неё я отдал лейтенанту Франсуа-Мари Граве.

Вопрос: За что вы убивали невинных людей?

Ответ: Я их убивал по приказу командира батальона и командира полка, без всяких колебаний, и меня не интересовало, в чём заключалась их вина перед императором Наполеоном Бонапартом и Французской Империей.

Записано с моих слов верно, мне прочитано, в чём и расписываюсь: лейтенант Антуан де Перпиньяк.

(Допрос закончен в 15 ч. 30 мин.)"

Император с отвращением отбросил бумагу. Русский царь сам виноват в гибели своих подданных! Ведь именно он приказал вывезти с пути Великой армии всё население и все припасы. Если кто-то остался, то это вина исключительно русского правительства и их же недоработка. И потом... цивилизованная война не подразумевает тактику "выжженной земли", так вообще никто не воюет! Неужели бы французы стали убивать крестьян из-за нескольких мешков зерна, если бы оно имелось в достатке? Варвары... скифы...

Но подписывать смертные приговоры всё равно придётся, как и присутствовать при их исполнении. Положение обязывает, оно попросту вынуждает подчиниться грубой силе. Иначе можно распрощаться с далеко идущими планами. Не время пока возражать.

В следующем листе похожий протокол допроса, только имена и названия деревень другие. Ага... среди вменяемых преступлений появилось людоедство - солдат убил и съел собственного командира. Этот приговор можно подписывать со спокойной душой.

Третий протокол... четвёртый... пятый...

Вышедшего от императора капитана окликнул посыльный из штаба дивизии Тучкова, о чём говорила красная повязка на руке:

- Ваше благородие, капитан Нечихаев просил вас зайти к нему в любое удобное время. Лучше всего прямо сейчас.

Павел Сергеевич улыбнулся, показывая, что оценил шутку. Он и сам собирался обсудить с Михаилом Касьяновичем кое-какие вопросы, так что просьба оказалась весьма своевременной. В запасе есть два часа, и пока французский император изучает бумаги, можно сходить.

- Проводишь?

- Так точно, ваше благородие!

От кабинета Наполеона до штаба Красной Гвардии пять минут быстрым шагом - Тучков не хотел выпускать императора из поля зрения, и всегда размещался поблизости. Или наоборот, определял Бонапарта радом с собой, но не признаётся в этом из соображений вежливости по отношению к союзнику.

Нечихаев встретил капитана горячим чаем с баранками. В войсках давно вошли в моду "кутузовские" самовары ёмкостью в два стакана, а у практически непьющего гусара таковых имелось две штуки. Второй - наградной, с памятной гравировкой на блестящем боку.

- Присаживайтесь, Павел Сергеевич.

- Спасибо, Михаил Касьянович, - капитан налил себе чаю в стакан с подстаканником, и придвинул поближе блюдечко с мёдом. - Всё же не можете привыкнуть к сахару? Это вы зря, уж поверьте специалисту.

- Я разве спорю? - улыбнулся Нечихаев.

Да, капитан Воробьицкий знал, о чём говорил. Будучи одним из энтузиастов выведения сахарной свёклы, он до войны смог составить достойную конкуренцию продукции французских колоний, и в компании ещё пятерых малороссийских промышленников почти монополизировал оптовую торговлю. И при этом опытный офицер, послуживший у самого Суворова по интендантской и квартирмейстерской части, и не имевший нареканий со стороны генералиссимуса.

Что ещё про него сказать? Умён, расчётлив, честен в картах, склонен к философским размышлением за трубкой и хорошим коньяком, богат. Собственно, и в армию из отставки вернулся добровольцем, дабы отличиться, и получить причитающиеся орденоносцу льготы по налогам. Выражал недовольство штабной должностью при французском императоре, поэтому предложенный Нечихаевым прожект принял с воодушевлением.

- Какие-то вопросы, Михаил Касьянович?

- Вот, - на стол перед капитаном лёг плотный конверт. - Доклад лейтенанта Фролова, одного из сопровождающих Бобруйский полк офицеров. Что вы на это скажете?

Пётр Сергеевич достал бумагу, и пробежался взглядом по неровным строчкам. Ну и что в докладе из ряда вон выходящего? Французы постоянно грызутся между собой, и убийство какого-то там Жан-Луи Гастона вряд ли можно назвать выдающимся событием. Рядовых в бывшей императорской гвардии много, и одним больше, одним меньше...

- Но это ещё не всё?

- Да, не всё, - подтвердил Нечихаев, и достал следующий пакет. - А вот доклад лейтенанта Самохина, присланный два дня назад. Обратите внимание на фамилию француза.

Ага, вот это уже серьёзно. Некий Жан-Луи Гастон сообщил русскому офицеру о переданном Наполеону Бонапарту письме, а на следующий день был задушен неизвестными и выброшен за борт. Падение тела в воду заметили часовые на соседнем корабле, так что замаскировать преступление под дезертирство злоумышленникам не удалось.

- Однако...

- Вот именно, - кивнул Нечихаев. - Вы уверены, Павел Сергеевич, что наш почтальон отдал императору именно наше послание, а не какое-либо иное?

Воробьицкий потёр переносицу, что случалось с ним при сильном раздумье:

- А куда ему было деваться? Или пойти под трибунал, что гарантировало верёвку, или согласиться с предложением.

- Не слишком ли легко и быстро согласился?

- У него был выбор? - вопросом на вопрос ответил Павел Сергеевич, и тут же дополнил. - Хотя наша убедительная просьба вполне могла соответствовать его собственным планам. Можно сказать - удачно наложилась на них. Или он действовал по указаниям, а бонапартистский заговор существует независимо от него. Дело тёмное.