Александр Афанасьев - Врата скорби (Часть 2)

О, Аллах, неужели ты пошлешь нам победу над неверными?

– А что было потом, ахи?

Второй вздохнул

– Потом наш народ возгордился и забыл Аллаха, каждому дороже была своя казна. И русские пришли большой армией, и покорили нас, и сожгли наши города. И многие из нас – были вынуждены совершить хиджру на земли правоверных, чтобы спасти свой иман и не покориться врагу. Деды говорили, что на нашей земле остался каждый пятый. [79]Многие предпочли покориться сатанинской власти. Но некоторые из нас – вели борьбу и ведут ее до сих пор…

– О, ахи. Пусть Аллах будет с твоим народом, пусть он поможет в вашей борьбе. Мы сами боролись с врагом. Но не знали о том, что мы не одни. Скажи, а горы… они большие?

– Да, ахи, большие. Они настолько велики, что, видя их человек, видит, что он – лишь песчинка на ладони Аллаха…

– О, брат! – воскликнул обрадованный Ихван – клянусь Аллахом, я покажу тебе те горы, в которых я вырос, и они станут тебе домом, пока ты не сможешь вернуться к себе домой

– А они большие?

– Да, ахи. Они большие. Такие же, как твои…

Порт Дубай – представлял собой длинную полосу вдоль берега, заполненную доу, торговыми и рыбацкими, пришвартованными к длинным, гнилым мосткам, на которых уже велся торг. Некоторые доу, качались на воде с брошенным камнем на веревке – якорем. Чуть дальше был грузовой порт – несколько небольшого тоннажа сухогруза и два портовых крана, ржавых от соли и унылых как цапли. Двадцатый век – сюда еще не пришел, задержавшись где-то по пути…

Перед тем, как высадиться на берег – Ихван проверил русский пистолет Токарева, который у них был один на двоих. Пистолет был опасный, очень легко стрелял – но пуля Маузера прошибала деревянную стену.

– Иди за мной, ахи…

Капитана они не поблагодарили: считалось, что каждый должен помогать моджахедам из чувства ненависти к неверным. Кто так не думал в этих краях – того в жизни не ждало ничего хорошего…

От воды – воняло рыбой, мочой, испражнениями, гнилые, покрытые высохшей солью и гнилью доски противно поскрипывали под ногами. Какие-то бородатые люди, самые крутые из которых носили черные очки – говорили на языке, который Мирза не понимал – ни слова. Торговали рыбой, не сушеной, а свежей… или почти свежей. Учитывая жару – рыбу надо было продать быстро, а кто не успевал – тот просто сбрасывал ее в воду и там она гнила. Отчего везде пахло гнилой рыбой и запах бы – мерзкий до невозможности…

Вместо асфальта – на берегу был песок. Из транспорта – ослы, автомобили в эмирате были, но немного, Заправок здесь для них не было вообще, бензин покупали в бочках и в жестяных канистрах, как керосин. Были и верблюды. Животные ревели, тут же гадили, ослы пытались укусить, верблюды – плюнуть. Верблюдов – Мирза и вовсе никогда не видел, испугался. Где-то у пирсов – истошно орал бидуна, местный сумасшедший. Грязный, почти голый – он жил из милости и опаски – сумасшедших уважали.

И все это было угодно Аллаху. По крайней мере, местные так думали…

Ихван шел вперед, прикрыв лицо – все-таки он был довольно известен, и помимо ищеек – существовали люди, у которых к нему была кровная месть. Однажды, видимо, расслышав родное наречье, он остановился у каравана, поговорил с низеньким, бородатым купцом. Пошел дальше…

– Скоро мы тронемся в путь, брат… – сказал он, когда они выбирались на пропеченную солнцем улицу

– О, ахи, я бы предпочел отстрочить это и отдохнуть где-то, где не будет так жарко.

А здесь и в самом деле было жарко – холода эта земля не знала

– У вас там не так жарко?

– У нас тоже жарко, но только летом. А зимой – бывает даже снег.

Понятие "снег" было Ихвану неведомо, он даже не представлял, что такое снег и вообще – практически не знал чувства холода. Осматриваясь по сторонам – он шел на выход из порта, и его другу ничего не оставалось, кроме как идти за ним…

Они вышли на улицу. Улица была не мощеной, и даже не выровненной, в ухабах и рытвинах. По обе стороны – большие, но выглядящие так же, как и малые хижины дома – просто большего размера. Запах горящего кизяка перебивал вонь от сточных канав, сходивших прямо в залив, привязанные, недовольно ревели верблюды. Шмыгали крысы, которые наверняка и сами становились чьей-то пищей. Сушеное или свежее крысиное мясо – часто единственное, какое могут себе позволить бедняки.

– Сюда…

Они свернули вправо. Судя по виду – это был постоялый двор. Большой. Прямо у стены – оправлялся какой-то бородатый мужик, оправившись, он встал и, не обращая ни на кого внимания, пошел в помещение. Злобно гудящие мухи ринулись на добычу…

– Для чего вам это? Вы же мусульманин.

– Да, я мусульманин. Именно поэтому.

– Объяснитесь.

– Посмотрите в окно…

– И что?

– Видите мечеть?

– Допустим.

– Людям, которые в нее ходят – никто не мешает быть мусульманами. Но при этом – они остаются людьми.

– Они стали людьми. После долгого, очень долгого пути. Понадобились поколения. И это мало связано с исламом, извините.

– Нет, как раз связано. Аллах и Пророк его Мохаммад – хотели добра тем, кто уверует. Вера – это способ становиться лучше. В то же время там, в тех краях, о которых мы говорим – злонамеренные люди используют веру людей, чтобы делать их хуже. Злее. Фанатичнее. Они не призывают их к труду, они призывают их лить кровь.

– И вы хотите это остановить?

– Да

– Понятно для вашего возраста, но…

– Возраст здесь не при чем…

– Эй!

Мирза открыл глаза

– Ты слышишь меня?

– Прости, ахи, что-то в голове помутилось.

– Это солнце. С непривычки. Надо зайти внутрь. Там мы найдем караван в горы…

И они зашли внутрь. Внутри было прохладнее – арабы умели строить свои постройки так, что внутри было прохладнее, чем на улице даже в самую лютую жару. Караван-сарай встречал путников тяжелой вонью немытых тел, бород, в которых застревала пища, несвежей еды и бурдюков с затхлой водой – они тоже издавали запах, хотя и не такой сильный. Людей было много, как раз – скоро подступало время отправки караванов, и люди кто договаривался о месте в караване, кто запасал воду и провизию в последний момент. Караван – единственный способ выжить в пустыне, без каравана – идут форменные безумцы.

– Стой здесь…

Ихван куда-то ушел, канув в толпу. Здесь он был свой, ему не привыкать ни к оправляющимся прямо на землю людям, ни к адскому запаху пота, ни к нищете. Это ему – все внове, и только азан – призыв к молитве, который они слышали, но не остановились, потому что были в пути, и модно было сказать, что находились на джихаде – азан был знакомым…

Горный мыс – скала далеко выдается в море, истошные крики чаек. Человек в черных очках на пол-лица – безошибочно бросает чайкам куски белой булки – и те ловят их на лету. Море – всюду, куда ни глянь…