Дмитрий Бондарь - У всех разные игрушки

– Пожалуй, мне трудно назвать такое место.

Подобное разбирательство никак не укладывалось в моей голове – я просто не мог понять мотивов, заставивших преступника пойти за правдой в суд! Глупость? Ох уж, эти англичане.

– Потрясающая история.

– У моих друзей такими историями были забиты вот такой толщины тома! – ладонями Лобанов-Ростовский показал размер увесистого кирпича.

– А почему вы, князь, считаете, что у человечества может не быть следующей тысячи лет?

– А вы думаете, она есть?

– Не пойму, чем вызваны ваши опасения?

– Вы верите, что я многое повидал в этой жизни?

– Догадываюсь.

– У меня есть маленькая теория. Если она вам интересна – я с удовольствием поделюсь.

– Лететь еще полчаса, делать все равно нечего, рассказывайте.

Князь отхлебнул из стакана пару глотков, поморщился.

– Опущу подробности, детали, имена и даты. Вкратце это будет звучать примерно так. За последние сто лет в мире произошло два события, полностью перекроивших мировые карты и социальные отношения. Первая мировая война перераспределила главенство в обществе, отобрав его у родовой аристократии и передав аристократии торгово-промышленной. Согласны?

– Может быть, я не сильно силен в истории. Продолжайте.

– Я проиллюстрирую. До первой мировой войны большинство мест в Парламентах и Правительствах всей полусотни имеющихся стран, за исключением Америки, занимала придворная знать. Такие как я – князья, бароны, графы. После Великой Войны эти места им пришлось разделить с торговцами, потому что первые обнищали, а вторые обогатились и усилились. Вторая Мировая Война закрепила этот порядок, еще более отодвинув знать от власти, практически удалив ее от решений. Мир стал принадлежать торговцам. Но в то же время в большой части света – главным образом, на моей Родине, силу обрело следующее поколение хозяев мира.

– Пролетарии?

– Нет, Зак, что вы, какие пролетарии! Неподотчетная никому бюрократия! Российская бюрократия, конечно, мало что значит в историческом смысле, но она показала, что достаточно эффективно может контролировать общество, нивелируя социальные конфликты. И для этого не нужны поколения специально подготовленной элиты. Посмотрите, что делается сейчас в Европе, Америке, повсюду! Бюрократия все выше поднимает голову, всячески ограничивая права владельцев собственности, навязывая им правила и законы.

– Вы прогнозируете следующую войну, в которой эти бюрократы окончательно одолеют нынешние торгово-банковские элиты?

– Все к тому идет, Зак. Вы же сами видели эту европейскую говорильню, – открытое, дружелюбное лицо князя перекосилось, будто он съел лимон. – Пока что наши с вами партнеры крепко держат эту публику за горло, но они не очень-то понимают, что за сила народилась в обществе, кого они выпестовали. Они держат за горло очень голодного льва, который однажды осознает, что он все-таки лев, а не пушистая и покладистая кошка. И вот тогда резня будет такая, что мало никому не покажется. Потому что бюрократу нечего жалеть и нечего терять. Только бюджет государства – чем он больше, тем лучше. Уже сейчас больше половины всех бюджетных расходов в любой европейской стране уходит на содержание и обслуживание интересов бюрократов. И эта доля со временем будет только расти. Потому что как бы много собственности не было, владеют ею не многие и должны просто в силу своей малочисленности делегировать свои права каким-то наемным работникам – бюрократам от бизнеса или политики. Они просто однажды задавят нынешних хозяев своей серой массой. Каждый год появляются новые наднациональные образования – ОПЕК, ГАТТ, ОБСЕ, НАФТА – и всюду сидят бюрократы, подгребающие под себя власть, рычаги влияния, чужие капиталы. Они не остановятся.

– Печальная теория. И сколько нам осталось?

– Лет тридцать-сорок, пока установятся институты, пока бюрократия не начнет пробуксовывать, реализовывая запросы торговой элиты.

Мы оба расстроено замолчали, а вскоре самолет начал снижаться, и стало не до разговоров – у меня заболели уши, что иногда случалось, на посадках и взлетах.

– Прощайте, Зак, – сказал снова абсолютно трезвый князь Лобанов-Ростовский, едва ступил на твердую землю аэропорта Финкенвердер. – Спасибо за беседу, за быструю дорогу. Меня ждет машина.

Он махнул тростью куда-то за спину, протянул мне большую сухую ладонь, пожал мою руку и быстрым шагом скрылся за крылом самолета.

А я целую минуту смотрел в удаляющуюся прямую спину и смеялся над собой, над тем, каким дурнем я был, пытаясь узнать у этого господина еще одну грань правды. У Никиты Дмитриевича есть задание – отвадить мой капитал от СССР и он делает все как надо: влезает в доверие, ведет задушевные беседы, убеждает и "раскрывает глаза на мир" с высоты своих седин, а я, балбес, уши развесил!

Цивилизованное отношение к частной собственности! Надо же! Видимо именно это трепетное чувство позволило уроженцам Туманного Альбиона ограбить полмира, выжать досуха и выбросить на помойку, словно банановую кожуру. Что я ждал от Иуды? Раскаяния? Правды? Единственная иудина правда – пеньковая веревка на фиговом дереве. Но пока он до нее не добрался, он будет убежден сам и продолжит убеждать других, что все им сделанное будет только во благо всем вокруг. Но, может быть, все гораздо проще и нелюбовь эта вызвана нашим категорическим отказом колонизироваться? Как в той басне про лису и виноград: "если мне тебя не достать, то каким бы хорошим ты не выглядел, ты зеленый, гадкий, ядовитый и мерзкий!". Вот и вся истина.

Хотя, конечно, про грядущую войну небезынтересное мнение. Навязать он мне его пытался или и в самом деле так думал – большая загадка.

В Гамбурге мои славные немцы, пунктуальные и до отвращения исполнительные, должны были разбираться с несколькими важными вопросами. По большей части они были производственниками, людьми старой закалки, некоторые из них еще помнили выступления бесноватого фюрера живьем.

Мы встречались с ними в таком составе третий раз и я каждый из этих Советов вспоминал с тяжелым предчувствием: дискуссия всегда тонула в каких-то производственных показателях, инженерных тонкостях, технических подробностях, обсуждении происков конкурентов – такая мутная тоска! Я бы с радостью обменял эти трехчасовые посиделки на десять таких же, но в обществе обкокаиненных инвестиционных банкиров, обкурившихся бизнес-консультантов и прочих компанейских парней, которые рулили рынками капиталов – с ними гораздо веселее.

Я опоздал к началу заседания из-за длинной пробки, но и спустя час в среде моих коллег-партнеров так и не возникло единого мнения.

– Прошу простить мое опоздание, господа. Продолжайте, – попросил я, появившись в кабинете. – Я послушаю.