Александр Мазин - Имперские войны: Цена Империи. Легион против Империи

Сам Коршунов, к сожалению, навыками «просачивания» не обладал (вот Генка Черепанов, тот – умел) и потому ехал по дороге в составе одного из дозоров, выдававших себя за британских купцов, достаточно щедрых, чтобы ни у кого из местных чиновников-начальников не возникало вопросов, что британские купцы (притом без товаров) делают в провинции Нижняя Мезия.

Путешествовал он так два дня, но достопримечательностей Римской империи фактически не видел.

Не до того было. Зато к конечному пункту прибыли вовремя. Уложились за двое суток. Прибыли, посмотрели издали на крепость (новую, крепкую, не сравнить с Тумосом), напоили вусмерть двух проводников, взятых по дороге, и принялись ждать. Ждали недолго. Спустя три часа на горизонте появились корабли. Около сорока боранских «двухголовых» суденышек, кои весьма самоуверенно ворвались в порт, высадились в виду крепостных башен и стали бесчинствовать.

Так Коршунов и напутствовал Беремода: «Высаживайтесь – и делайте, что хотите!»

«Что хотите» по здешним понятиям – понятно что.

Поначалу все местные жители, кто успел, бросились в крепость или в горы. Ворота в крепости затворили и приготовились к обороне. Но чуть позже в цитадели оценили количество варваров и поступили именно так, как и предполагал Коршунов.

В монокуляр Алексей очень хорошо видел, как медленно растворились крепкие, окованные бронзой ворота и наружу стали вытекать ровные ряды легионеров. Аккуратные, сверкающие начищенными шлемами и остриями копий, над которыми покачивалась обрамленная венком открытая ладонь.

Сначала мерным, неторопливым шагом, потом все быстрее и быстрее римская пехота покатилась вниз, на противника… ворота в крепости остались открытыми.

– Ну что? – жарко дыша Коршунову в ухо спросил Агилмунд. – Бьем?

– Погоди!

Слитный многоголосый рев взлетел к небу. Лучшая пехота этого мира врезалась в толпу готов Беремода.

«Ну, это мы уже видели!» – подумал Коршунов.

– Бьем?!

– Погоди! Пусть увязнут! Сначала – ворота. Ахвизра! – Алексей повысил голос. – Начинай!

Ахвизра, а с ним сотня гревтунгов, экипированных в римские доспехи (все роли заранее расписаны), с римским военным кличем «барра!» покатились вниз, словно бы на подмогу гарнизону, но, поравнявшись с крепостью, вдруг свернули и помчались к воротам. Полминуты – и первые (самый первый – Ахвизра) уже внутри. В крепости тоже завопили. И крик этот услышали в задних рядах легионеров (передние были слишком увлечены – резали проклятых варваров). Аккуратные линии римлян, уверенно оттеснявшие воинов Беремода к воде, заколебались. В них наметилось разделение – и вот уже отряд человек в сто порысил обратно к крепости: выяснять, что там стряслось.

– А вот теперь и мы! – воскликнул Коршунов. – Скулди! Агилмунд! Бей!!!

И полторы с лишним тысячи истомившихся по драке воинов, с рычанием, от которого шатались камни и дрожали листья масличных деревьев, потрясая копьями, высыпали на гладкий, усеянный белыми цветами склон и покатились вниз с неотвратимостью цунами.

В этом бою Коршунов личного участия не принимал. Гордо стоял на пригорке в окружении дюжины «телохранителей» и наблюдал, как трехкратно превосходящие силы варваров ровняют с землей смешавшиеся ряды легионеров.

Через час все было кончено. Но еще раньше, как и предполагал Коршунов, отдельные представители его воинства самочинно вышли из боя и устремились к городу. Грабить.

Коршунов усмехнулся. Конечно, лиц на таком расстоянии он разглядеть не мог (без монокуляра), но отлично знал, что это удальцы из вольницы Беремода. Те, кто пришел с Коршуновым, были строго предупреждены: сначала разобраться с овчарками, а уж потом стричь овец.

«Грабежа не будет! – сурово заявил Коршунов. – Не дело это, когда одни сражаются, а другие грабят. Возьмем город, спокойно вычистим все, а что не найдем, то жители сами принесут. А потом честно поделим на всех. И никто не будет в обиде».

Те, кто ходил с Коршуновым на Питиунд, знали, что Аласейа слов на ветер не бросает. И убедили остальных. Но не архаровцев Беремода.

Этих, однако, ждал большой сюрприз. В воротах города стояла уже не римская стража – свои.

– Точно Аласейа сказал! – ухмыльнулся Ахвизра, поигрывая копьем. – Одни бьются, а другие норовят чужой кусок ухватить!

– Мы тоже дрались! – возмутился самый проворный мародер, гот, демонстрируя окровавленный рукав. – Ты что, Ахвизра, своих бить станешь?

Остальные, человек пятьдесят, возмущенно загудели.

За спиной Ахвизры стояли всего тридцать воинов.

– Ты мне не свой, скамар ! [14]

Взбешенный гот бросился на Ахвизру… и полетел на землю. Копье Ахвизры проткнуло ему бедро.

Ахвизра выдернул оружие, пинком вышиб копье из рук упавшего гота.

– Аласейа сказал: никого не впускать, – так же лениво процедил Ахвизра. – Аласейа сказал: храбрые получат долю храбрых, шакалы – гнилое мясо! – и пнул в бок подраненного гота.

Тот осыпал его бранью.

Ахвизра засмеялся.

– Ногу перевяжи, дурень, – сказал он. – Подохнешь… – и прошелся тяжелым взглядом по кучке кандидатов в грабители: не хочет ли кто вступиться за раненого?

Никто не вступился. Должно быть, близких родичей у раненого здесь не было. А так никто не хотел связываться с опасным гревтунгом. Тут ведь какое дело: это против ромлян – все разом. А когда между своими, то – каждый за себя. Если не за род, конечно.

Легионеров вырезали полностью. Убили вообще всех, кто рискнул взяться за оружие. Тут уж Коршунов ничего поделать не мог. Резать мирных жителей Коршунов не позволил. Порядок должен быть, как говаривал Генка Черепанов. И порядок был. Очень помогла в этом деле готская обстоятельность. Конечно, в горячке боя они все становились отморозками почище гепидов. Но в спокойном состоянии, в отсутствие видимого врага, снова превращались в неторопливых землепашцев, рассудительных и рачительных. То есть чтобы даже мелкой медной монеты не упустить.

Если бы кто-то сказал здешним друзьям Алексея, что их вождю, в общем-то, наплевать на добычу, те плюнули бы болтуну в лицо. Всякий видит: Аласейа учитывает каждый медяк! И честно делит его на всех. Правильный вождь – он такой. Все вокруг крушить в священной ярости – это дело воинов. Задача вождя: чтобы воины остались живы и с прибылью.

Но сам Коршунов никогда не забывал слов Анастасии:

«Они не люди! Они только выглядят людьми! Даже тебе не обуздать их звериной природы.

Они ведь не просто убивают: они убивают всех. Женщин, детей, совсем маленьких… просто для развлечения. После них не остается ничего – только трупы и пепел!»

Он тогда сказал: «Я обещаю тебе, что не позволю им убивать ради развлечения».

Настя ему не поверила. И она была отчасти права. Это была чертовски сложная задача – отучить их от естественного зверства. Бессмысленно было взывать к морали и лучшим человеческим качествам. Здесь была другая мораль, и совсем другие качества считались лучшими. Здесь ребенок врага – не беспомощное дитя, а будущий враг. Тот, кто может занять место собственного отца. Среди этих людей рабство еще не стало главным источником дохода, поэтому вражеское село вырезалось под корень. Они не убивали – они освобождали место. Так земледелец расчищает лесную делянку под пашню. Так лев, ставший главой прайда, убивает всех львят, зачатых прежним вожаком.