Александр Мазин - Имперские войны: Цена Империи. Легион против Империи

– Я так и не понял, – пожал плечами Черепанов. – Может, дело какое-нибудь к императору…

– Почему тогда они к тебе подошли, а не к Цезарю? – агрессивно осведомился Сабин.

– Пойди у них спроси! – огрызнулся Черепанов. Борзой он, этот Сабин. И кровь людям пускать любит. Только и плюс, что Максимину верен. Потому что без Максимина его просто порвут.

– Кстати, о медведях, – дипломатично вмешался Гонорий Плавт. – Завтра – Аполлоновы игры. У тебя все готово?

– Конечно. Открывать кто будет? В отсутствие императора?

– Сабин! – Красивое лицо Максимина-младшего стало надменным. – Что за вопросы ты задаешь?

– Ну… – Префект смешался. – Я подумал, может быть, ты не захочешь… Цезарь?

– В следующий раз спроси у меня… прежде чем думать! – высокомерно бросил Максимин-младший. – Гонорий, Геннадий, по-моему, наступило время цены . [98]Тебя, Сабин, не приглашаю. Думаю, ты очень занят в связи с завтрашним праздником.

– Зря ты с ним так, – негромко произнес Гонорий, когда префект Рима ушел. – Сабин – наш человек.

– Вот именно, Аптус, – так же негромко (ни слуги, ни телохранители не услышали, только шедший рядом Черепанов) ответил сын императора. – Сабин – наш человек. Как и ты. И если кто-то об этом забывает, я или отец вынуждены ему об этом напомнить. Когда твои товарищи приносят тебе присягу, они уже не совсем товарищи. Ты понимаешь?

– Да, Цезарь.

«Мальчик прав, – подумал Черепанов. – У императора нет друзей. Вот одна из причин, почему мне не хочется быть императором».

Впрочем, ему и не предлагали. Пока.

Когда-то Черепанов гордился тем, что сидит на сенаторской скамье. Сейчас ему отвели место в императорской ложе. К сожалению, только ему: ни Алексея с Настей, ни Кору он посадить рядом с собой не мог. Впрочем, Коршунова тоже разместили почетно: у самой арены, а у дочери сенатора Гордиана было свое «законное» место. Из императорской ложи Черепанов отлично видел ее… и нескольких столичных хлыщей, сенаторских сынков, увивавшихся вокруг его невесты. Спуститься и вразумить их собственноручно у Геннадия не было возможности. Не то у него положение. Можно было, конечно, приказать своим телохранителям, расположившимся у входа в ложу, пойти и намылить хлыщам загривки, только… не царское это дело. Он доверял Корнелии все эти годы и будет доверять впредь. С этой «опасностью» она сама справится.

Жарища, однако! Несмотря на натянутые над секторами (от солнца) полотнища ткани, Черепанов, только час назад сменивший тунику и белье, снова взмок. Неудивительно – в доспехах. Градусов тридцать в тени, не меньше. И даже морс со льдом не спасает. Правда, и день был тяжелый: сначала – торжественная служба в храме Аполлона, потом посвященные солнечному богу скачки в большом цирке. Черепанов, не разбиравшийся ни в конях, ни в колесницах, продул полторы тысячи сестерциев префекту претория Виталиану. А Коршунов, везунчик, выиграл двадцать пять штук. Правда, ему подсказывала Анастасия, оказавшаяся заядлой «ипподромщицей». Пока Черепанов парился на официальной церемонии в храме, Леха с женой потусовались в цирковых конюшнях и собрали море информации. Могли бы и поделиться, черти! Черепанов уже высказал другу все, что он думает.

– Сколько-сколько ты продул? – воскликнул Коршунов. – Ну ты и жмот! Да у тебя застежка от плаща раз в десять больше стоит.

Черепанов покосился на золотую фибулу, украшенную рубином с ноготь величиной.

– В десять… – проворчал он. – А в сто – не хочешь? Не в деньгах дело – в принципе!

– Это не принцип, Генка! Это по-другому называется. Помнишь про мужика, который к медику пришел?

– Это который?

– Да все тот же. Про лекарство от жадности. Приходит он, значит, к медику: есть, говорит, у тебя лекарство от жадности? Тот отвечает: есть. Ага, говорит, мужик, давай сюда. Да побо-ольше!

Анастасия засмеялась. Она неплохо понимала по-русски.

Черепанов ощутил укол зависти. Кора вряд ли когда-нибудь выучит его родной язык… С другой стороны – зачем? Если он по-латыни болтает не хуже рожденного на семи холмах.

Амфитеатр взревел. На арену выпустили первую пару. Черепанов закрыл глаза. Гладиаторские бои его не возбуждали. Тем более устал…

– Третья пара! – закричал глашатай.

– Ставки на четвертую и пятую пары будем делать? – цирковой букмекер остановился у скамьи Коршунова.

– Третья пара, самнит против фракийца! – надрывался глашатай. – Самнит – кличка Уголь. Фракиец – кличка Красный.

– Сейчас…

Алексей полез под лорику: достать кошелек… и замер. Гладиаторы выбежали на песок. «Самнит», ну разумеется, никакой не самнит, а здоровенный нубиец в тяжелых доспехах, с большим щитом-скутумом и мечом типа спаты. «Фракиец»… черт! Не может быть! Коршунов даже привстал. Второй гладиатор, с маленьким круглым щитом, открытым шлемом и кривым ножиком вместо меча… Зато с рыжей бородищей и рыжей гривой… Нет, не может быть!

– Эй! Ставить будешь? – Букмекер остановился прямо перед Коршуновым, загородив арену.

– Пошел вон!

– Что?

Алексей коротко глянул на него:

– Убирайся! Не понял?!

Букмекера как ветром сдуло.

– Ты что? – удивилась Анастасия.

– Ты глянь, Наська! На арену глянь! Это же Красный! Наш Красный!

Черт! Все-таки выжил отмороженный гепид! Ну ни фига себе! Ну молодец! Ах ты, блин!

Поганый нубиец попер танком. Ручищи у него были длиннющие. Тем более – весь в броне: поножи, налокотник на правой руке, щит в полтуловища. А у гепида – дурацкий ножик и щит размером с тарелку.

– Красный, Красный! – завопил Коршунов. – Рикс гребаный! Не дай себя убить, слышишь!

Вряд ли гепид его услышал. Трибуны ревели так, что не то что Коршунова – взлетающего «боинга» не услышать. Нет, дать себя убить Красный не собирался. Позволил погонять себя минуты две, потом улучил момент: отскочил, пригнулся, подпрыгнул и шарахнул ногой по низу щита «самнита». Верхний край соответственно шарахнул по шлему, нубиец замешкался – и гепид немедленно этим воспользовался: швырнул свою «тарелку» вниз, метко угодив по стопе противника. И тут же, нырком, вошел под его правую руку, перехватил запястье и полоснул своим кривым ножиком нубийца изнутри под правым коленом. Острый клиночек – и сухожилия вспорол, и жилы – кровь так и брызнула.

Нубиец тут же повалился на бок, но гепид еще раньше успел резнуть его по правой подмышке, вышиб меч, ударив пяткой по кисти, наступил ногой нубийцу на грудь и воззрился на императорскую ложу.

«Надо же! – подумал в восхищении Коршунов. – У него теперь даже „крыша“ в бою не едет!»