Владимир Свержин - Лицо отмщения

— А ты знаешь, у кого ты его украл?

— Да так, у одного водолаза.

— Этот, как ты выразился, водолаз — прокурор Херсонеса.

— Шо, правда? Да, нехорошо получилось. Надо было больше взять. Я думал, нормальный потерпевший.

— О Господи!

— Да не, это я о благотворном влиянии православной церкви на служителей Фемиды. Он как из храма вышел, даже на человека похож был.

— Сергей, ты неподражаем!

— Это я к тому, шо видимость обманчива…

— Все, помолчим. — Баренс включил изображение, и Лис с Камдилом увидели прелестную Никотею, в сопровождении верной служанки входящую в скромную келью, отведенную Георгию Варнацу.

— Завтра мы отбываем в Киев, отче, — едва прикрыв двери, начала она.

— Мне сказывали, что вы намерены, не оставаясь долее здесь, отправиться к Великому князю русов, Владимиру. Но если говорить о брачном союзе, о котором так печется ваш дядя император, то вряд ли уместно вам лично ехать ко двору Мономаха. Пристойней, пожалуй, было бы дожидаться здесь гонцов из Киева.

— Отец мой, — скромно потупила очи севаста Никотея, — бывают случаи, когда и саму пристойность необходимо принести в жертву более великому, нежели собственное доброе имя. Не так ли Мария Египетская отдалась телом перевозчикам, спеша исполнить возложенную на нее священную миссию и не имея иных средств переправиться через бурную реку?

— Все так, дочь моя, однако же…

— Я не совершаю ничего предосудительного. Правитель рутенов, или, как называют их здесь, русов, — ромейский вельможа высокого рода, мы наверняка в родстве, пусть и дальнем. Разве не могу я, следуя по стопам моей любимой матушки, взяться описать точно и красиво все увиденное мною? Но если матушка прославила град Константина, я желаю увидеть и воспеть иные великие места. Что же касательно брачных уз, то разве есть что-то зазорное в том, чтобы вдовому сыну государя узреть странницу на путях ее странствия и воспылать высокой страстью не к ее отдаленному образу, а к ней самой, во плоти и крови?

— Ты говоришь разумно, дочь моя, но…

— Святой отец! Я так рада, что вы находите слова мои разумными! — нежно вскидывая на монаха лучезарные глаза, улыбнулась севаста. — Стало быть, вы не станете возражать против скорейшего отъезда?

— Пожалуй, нет.

— Вот и замечательно! Я верила, что найду в вас не только духовного пастыря, но и истинного патриота нашей державы и, смею надеяться, моего доброго друга. — Никотея собралась было уходить, но вдруг остановилась и достала из рукава свернутый пергамент. — Это распоряжение об освобождении графа и его людей из-под стражи и о зачислении их в мою свиту. Несколько минут назад оно подписано архонтом. Надеюсь, вам не составит труда передать этот рескрипт по назначению?

— Архонт все же подписал его? — с трудом скрывая радость, кивнул Джордж Баренс. — Но, быть может, ему еще не донесли, что мессир рыцарь — родственник короля обеих Сицилий?

— Я понимаю ваши сомнения, святой отец. Ни рыцаря, ни его спутников не станут более преследовать. Архонту донесли о прискорбном родстве мессира Вальдара, однако я заверила дядю, что тот порвал с семьей и, приняв крест, вступил в рыцарское братство под чужим именем как раз затем, чтобы скрыть свое происхождение из преступного стана Отвиллей.

— И что же?

— Мои слова убедили архонта, — кротко потупилась Никотея. — Воистину, Господь благоволит правому делу.

Лес закончился, сменившись унылыми предгорьями, усеянными великим множеством желтовато-белых валунов, испещренных, точно язвами, небольшими кавернами. Местные жители утверждали, что некогда Гермес, развлекаясь, украл священную отару у царя Сартака. Но тот, возмущенный до глубины души злодейством озорного бога, взмолился, прося Зевса покарать обидчика. И когда Гермес, затолкав в мешок несчастных животных, расправил крылья на сандалиях, пытаясь взлететь, владыка Олимпа превратил овец в камни. Мешок не выдержал подобной нагрузки, и камни рассыпались, одарив предгорья огромной каменной отарой. Пристыженный вестник богов был вынужден, понурив голову, вернуться на Олимп, а царь Сартак возблагодарил Зевса за исполнение его просьбы. Правда, с недавних пор овец в легенде похищали демоны, а наказывал их Илья Пророк, но на участи каменных мериносов это никоим образом не отразилось.

Михаил Аргир погонял коня, спеша до заката успеть въехать в городские ворота Херсонеса. Несмотря на утреннее кораблекрушение, он ощущал душевный подъем и чувствовал себя настоящим счастливцем. Еще бы! Господь, похоже, благоволил ему. Утром он остался жив, хотя шансов пойти на корм рыбам было несравнимо больше. Затем ему посчастливилось встретить рыбарей, оказавших гостю первую помощь. Потом сицилийцы любезно одолжили ему прекрасных коней, мечи и некоторую сумму денег. Затем — пасечник с сыновьями, спасшие его от мук голода, а заодно и сообщившие весть, радостнее которой Михаил Аргир не мог себе и вообразить. Никотея жива и находится в гостях у своего дяди, архонта! Ну разве он не счастливец? Разве Господь не милосерд?

— Помогите! — раздалось откуда-то поблизости. — Грабят!

Михаил Аргир натянул поводья, останавливая скакуна, и привстал в стременах, стараясь разглядеть, что происходит. Крик смолк и сменился невнятным мычанием. Должно быть, злодеи потрудились заткнуть жертве разбоя рот кляпом.

— Ага, вон они, — негромко проговорил воитель. Впереди, почти на границе видимости маячила фигура в монашеском одеянии, вокруг которой суетились какие-то негодяи с палками.

— Н-но! — скомандовал Аргир, выхватывая меч из ножен и пригибаясь к холке коня. Андалузский скакун, почувствовав твердую руку господина, рванул с места, в считанные мгновения сократив дистанцию.

Появление всадника разбойники, увлеченные дележом награбленного, обнаружили чересчур поздно. Тот налетел на них, сбивая одного из грабителей конем, с ходу протыкая горло другого и тут же, высвободив из окровавленного тела меч, разрубая подставленную палку, а вслед за тем и голову третьего грабителя. Еще двое негодяев устремились со всех ног по склону вверх, и Михаил Аргир, с печалью глядя на улепетывающих мерзавцев, вздохнул, сожалея, что у него нет с собой ни лука, ни арбалета. Гнать по горному склону коня, рискуя сломать ему ноги, — нет, положительно, этот шакалий помет не стоил и волосинки из хвоста его породистого красавца.

Подозвав свистом второго жеребца, Аргир спешился, вытер об одежду одного из распластанных мертвецов измазанный кровью меч и, вернув его в ножны, направился к оглушенной жертве разбойников. Тот сидел, откинувшись на валун, с руками, связанными за спиной и оторванным рукавом сутаны, заткнутым в рот.