Владимир Свержин - Лицо отмщения

— Нынче в полночь, там же.

Славный рыцарь Божьего воинства Вальтарэ Камдель сидел в гриднице за чарой медовухи, слушая байки седоусого ветерана, сызмальства ходившего под хоругвью Владимира Мономаха еще в ту пору, когда тот сидел князем на Чернигове.

— Да и то сказать, князю-батюшке нашему сам черт ворожит. Какая бы туга-печаль вдруг ни случилась, уйдет он, бывало, в укромную молеленку свою, а мы, значит, станем вкруг да и ждем. Близко подходить до того места, где князь думу свою думает, не велено — голова с плеч. Иногда такое бывало, что и подолгу князя нет, а порою — всего-то ничего. Да только одно верно: как выйдет свет-Володимир да как молвит слово, так по тому слову и бывало. Никак не иначе!

А нам — что. Троице ли он там хвалу возносит али Перуну с присными его, только при нем на Руси и порядок суровый завелся, и братоубийству край положен. И вороги лютые земли наши дальними тропами обходят. А ты говоришь «провидение». Вот оно-то, провидение, самое разнастоящее.

«Похоже, Баренс прав, — отпивая из чары, которая вполне могла послужить импровизированной поилкой для пони, кивнул рыцарь. — Налицо вмешательство некой третьей силы, вероятно, имеющей в этих землях свой интерес. Знать бы какой, для чего, а главное, что собой представляет эта самая „неведомая сила“. Но понятно одно — мы на правильном пути».

Вальдар вызвал в памяти минувший вечер и харчевню у Золотых Ворот. Вопреки ожиданию, нищий в струпьях с костылем не появился. Зато вместо него рядом с Вальдаром на лавку опустился разбитного вида молодчик, судя по одеянию и длинному кинжалу у пояса один из тех вояк, которые охотно нанимаются сопровождать купцов в дальних странствиях. В отсутствии же «ангажемента» создают условия для будущих выгодных наймов.

— Я вижу, издалека прибыли? — словно продолжая ранее прерванный разговор, бросил страж чужого добра.

— Издалека, — покосился на бойкого незнакомца рыцарь.

— Может, тогда монетку мне разменяете? — В пальцах непрошеного соседа вдруг появился солид с иерусалимским крестом.

— Вы?

— Тихо! Закажи мне вина, чего-нибудь поесть и слушай. Я не знаю, о чем речь, и мне это неинтересно, но тебе велено передать следующее: голова святого Иоанна где-то здесь. Надлежит ее найти, изъять и доставить в Клерво. Когда реликвия будет в ваших руках, дайте мне знать — я помогу скрыться.

— Как вам сообщить?

— Мне сказывали, вы грамоте обучены.

— Обучен.

— Вот и прекрасно. Черкните мне на латыни, где и когда вас ждать. А после трапезы суньте пергамент в выеденную кость да и выбросьте под стол.

— Под стол?

— А вы не сомневайтесь, ко мне она попадет. Только вот нате тряпицу, чело оботрите, а теперь мне воротите.

Камдель послушно выполнил требование незнакомца.

— Может, уже что разузнать удалось? — тихо поинтересовался наемник.

— Кроме того, что рутены в бриттские земли походом идти вознамерились, пожалуй, что и ничего.

— Уже немало. Впредь, если новости какие будут, как я сказал поступайте. А теперь ешьте и пейте, да радуйтесь, ибо на вас пал выбор того, кому суждено вернуть силу Христову и веру. Так мне велено передать, что я и сделал.

— …Вот так бывало, — продолжал седой воин.

— О Господи, вот вы где! — на пороге гридницы появился взволнованный Анджело Майорано. — Я вас повсюду ищу! — оживленно жестикулируя, затараторил он по-итальянски.

— Что-то случилось? — с легкий сицилийским акцентом отозвался граф Квинталамонте.

— Пока нет, но может. Я бы хотел поговорить с вами незамедлительно, если возможно, наедине.

— Что ж, как пожелаете, — рыцарь точно невзначай коснулся рукой груди.

— О, капитан! — зазвучало на канале закрытой связи . — Не сочти за каламбур, но ты читаешь мои мысли. Я как раз хотел тебя вызвать. Тут у них какое-то придворное, нет, средидворное кидалово, причем я шо-то не вдуплюсь, кого и на кой ляд здесь пытаются дешево прокинуть.

— Говори внятно, — перебил напарника Камдил. — И по возможности покороче — у меня есть дело.

— Да бог с ними, с делами! Оно нас ест, пока не съест до конца. Ты лучше посмотри сюда.

Лис включил картинку, демонстрируя торчащую на колу, воткнутом среди двора, голову убитого Мстиславом речного чудища.

— Я еще когда мы въезжали не въехал, ну, в смысле, не понял, шо это за пугало такое для пущего устрашения ворон. По-твоему, это шо?

— По-моему, — с легким раздражением начал Вальдар , — это передняя треть крупного нильского крокодила.

— Спасибо, капитан, утешил, значит, либо одно, либо из двух!

— В смысле?

— Либо у меня не белая горячка, либо белая горячка у нас обоих.

— А конкретнее?

— Как утверждают предки гордых укров, это — башка страшного чудища, терроризировавшего местных рыбаков в тутошних водах еще буквально пару-тройку недель назад.

— Что за бред? Нильский крокодил, переплывший Средиземное и Черное моря, поднявшийся вверх по Днепру через пороги…

— Не, капитан, это еще присказка. А сказка в том, шо, как утверждают аборигены, во время жаркой схватки крокодил не только поднимал голову на длинной шее над водою чуть ли не на три сажени, но и обвивал этой самой шеей ноги богатырского коня.

— Да ну, быть такого не может!

— А ты у кого хошь спроси — здесь только безглазый этого не видел.

— Не понимаю!

— Вот и я о том же. Стало быть, горячка. Белая, как знамя французского короля. Кстати, а с какого перепуга у французского короля белое знамя?

— Погоди, — улучив момент, перебил его Камдил, — послушай лучше, что наш старый приятель Майорано мне пытается втолковать.

— …И тут я слышу, как Гаврас своим людям говорит, чтоб они были к вечеру готовы к отъезду. Я сначала не обратил внимания. Действительно, почему нет, Симеон как-никак сын архонта, он любезно оказал нам честь, сопроводив до Киева, но пора и в Херсонес. Однако потом…

Анджело Майорано замялся.

— Ну что же вы, говорите.

— Я невольно услышал, как госпожа Никотея разговаривала с Мафраз. Она говорила на ее родном языке довольно громко, не подозревая, что я понимаю ее речь. Так вот, она сказала, что Гаврас отправляется с рассветом, а заполночь он просил ее скрытно прийти в какое-то уединенное место здесь неподалеку над Днепром, ибо он должен сказать ей что-то очень важное, от чего зависит судьба империи.

Не ведаю, что такого он намерен ей сказать и кого достославный турмарх опасается при княжьем дворе, однако нынче во время беседы севасты с князем Мстиславом я видел, какими глазами смотрел на эту пару Гаврас-младший. Готов поставить свою душу против дырявой шляпы, что он влюблен в нее до беспамятства. Эта страсть может толкнуть его на любые безумства.