Владимир Свержин - Внутренняя линия

Он посмотрел на часы. В семь встреча с Тимошенковым. Как раз остается время доехать до отеля д'Арманьяк — там в кафе есть телефон.

Скороходов представил, как набирает номер и говорит взволнованно-проникновенным тоном:

— Алло, это «Пари трибюн»? Мне нужен ваш корреспондент Вилли Спичек. У меня есть для него чрезвычайно ценный материал о мсье Рафаилове и мсье Згурском!

Частный детектив положил исписанный лист под лампу: «К завтрашнему утру будет готово. Бьюсь об заклад, «Пари трибюн» не пожалеет за такую бомбу и тысячи франков».

Рослый мужчина средних лет, в форме с ромбами высшего комсостава в петлицах, быстрым шагом спускался по лестнице здания Штаба Московского военного округа к автомобилю. Трое адъютантов спешили за ним.

— Товарищ командарм! Борис Михайлович! — наперерез военачальнику бросился человек в полевой форме военного медика.

Расторопные адъютанты ринулись защищать командарма от наглого просителя — им не впервой было остужать таких излишне прытких, желающих попасть на прием без предварительной записи. Старший адъютант закрыл собою командующего округом, на всякий случай держа руку на кобуре. Его товарищи ухватили медика под локти, не давая продвинуться дальше.

— Борис Михалыч! — не унимался тот.

— Ну-ка, постой. — Командарм Шапошников отодвинул подчиненного и подошел к задержанному. — Вот негаданная встреча! Сергей Владиславович, откуда вы? Какими судьбами? Отпустите его!

— Товарищ командарм, — начал адъютант. — А вдруг…

— Не волнуйтесь, — понимая, какое «вдруг» имеет в виду адъютант, успокоил Виконт. — Я не вооружен, можете проверить.

— Это сколько же мы с вами не виделись? — продолжал Шапошников.

— С осени шестнадцатого года. Перед моей контузией — последний раз. Без малого восемь лет получается.

— Вы, стало быть, на нашей стороне. Это хорошо. Это правильно! А знаете что, Сергей Владиславович? Я сейчас отправляюсь в Большой театр, там нынче супруга моя поет — составьте мне компанию. Заодно и поговорим, расскажете про свое житье-бытье.

— С удовольствием. Но… — Военврач указал на свою полевую форму.

— Ничего, пустое! В моей ложе вас никто все равно не увидит. А я уж как-нибудь по старой памяти перетерплю. — Шапошников поглядел на одного из адъютантов и скомандовал ему возвращаться. — Ну что ж, Сергей Владиславович, рассказывайте. Какими судьбами?

Шапошников подошел к автомобилю и, усевшись, указал доктору на место рядом с собой.

— Служу в Приволжском военном округе, — начал Виконт. — Как сами видите, в прежнем качестве. Сегодня только приехал.

— Где остановились?

— Пока нигде, — покривил душой доктор Деладоннель.

— Выходит, сразу ко мне? Можно сказать, с докладом?

— Точно так, товарищ командарм. Только, — он покосился на адъютантов, — мне бы доклад этот вам с глазу на глаз сделать. Вопрос, можно сказать, личный. Щекотливый.

— Ну хорошо, — внимательно глядя на старого знакомого, кивнул Шапошников. — В антракте доложите. — Лицо командарма приобрело жесткое деловое выражение. Всю радость от неожиданной встречи будто ветром сдуло.

Вскоре автомобиль остановился у колоннады Большого театра, и, приветствуемый билетерами, высокий гость со свитой проследовали в бывшую великокняжескую ложу. У входа в театр Виконт заметил красноармейца с непривычной для этих мест китайской внешностью, но не подал виду.

В Большом давали «Князя Игоря». Очаровательная Ярославна лирическим сопрано жаловалась, что все вокруг уныло, и ждала домой своего командарма.

— Давайте рассказывайте, что у вас за дела, — отослав адъютантов, наконец обратился к доктору Шапошников.

— Не совсем у меня, — оглянувшись по сторонам, тихо начал военврач. — Видите ли, Борис Михайлович, так получилось, что я сейчас работаю в госпитале по линии НКВД, и больные у меня сами понимаете какие.

— Понимаю, — нахмурился Шапошников. — Так что ж, помочь тебе перевестись в Москву? В армейский госпиталь?

— Нет-нет, я не о том. Строго говоря, меня это дело вообще мало касается. Но я подумал…

— Сергей Владиславович, дорогой мой, сразу видно — не учат медиков как следует докладывать. «Меня не касается», «я подумал»… Говорите четко и обстоятельно: что, почему, отчего?

— Вот, полюбопытствуйте. — Виконт достал из кармана френча склеенный из кусочков лист бумаги, исписанный ровным гимназическим почерком.

— Что это?

— Приказ отыскать и препроводить в Москву Татьяну Михайловну Згурскую. Подпись, как можно убедиться, самого Дзержинского.

— Таню Згурскую? — Брови командующего округом удивленно взметнулись и над переносицей сложились две глубокие вертикальные морщинки. — Я и не знал, что она осталась в Союзе!

— Признаться, я тоже. Но приказ… Понимаете, один из моих пациентов… Ну, в общем, у него сильное нервное переутомление…

— Пьет, что ли, много? — перебил его Шапошников.

— Не без того. Так вот, во время приема пакет с этим приказом выпал из его кармана. Я поднял возвратить, а он взял, порвал и выкинул. Говорит: недавно ОГПУ приказало генеральшу Згурскую отыскать и в Москву отконвоировать, но обнаружилось, что она либо непосредственно в столице, либо где-то рядом. Так что нам все это уже без надобности. Я обрывки из ведра достал и склеил.

Шапошников еще раз пробежал глазами текст приказа.

— Чем же им Татьяна Михайловна не угодила? Святая ведь душа!

— Я не знаю. — Доктор развел руками. — Мне, правда, удалось выведать, что вроде бы Татьяну Михайловну следует отыскать для какого-то профессора Дехтерева.

— Ну как же, слышал о таком! Намедни мы с Климом Ворошиловым о нем разговаривали. Дехтерев тоже врач.

Командарм задумался.

— Решительно ничего не понимаю. Не на людях же этот профессор намерен опыты ставить! А если, не дай боже, на людях — то вон их вокруг сколько. Зачем ему Татьяна Михайловна понадобилась?

Виконт огорченно вздохнул:

— Ничего не могу сказать. Но я как узнал, что ей угрожает опасность, решил, что кроме вас помочь некому. Это, конечно, очень рискованно…

— Тихо! — оборвал его Шапошников. — Нашел кого пугать. У нас, казаков, жизнь положить за други своя — дело правое.

— Борис Михайлович, если вдруг что — я с вами. Можете на меня рассчитывать.

— Да чего там, уже помог, — отмахнулся было Шапошников. — Хотя…

Он на мгновение задумался:

— Если Татьяну Михайловну ищут для лаборатории Дехтерева, то недурно бы в ней своего человека держать. Как, Сергей Владиславович, пойдете в разведку?

— За правое-то дело!

— Вот это по-нашему! Остальное утрясем.

Черные круги под глазами Дзержинского красноречиво говорили, что этой ночью, а также прошлой и позапрошлой, Феликс Эдмундович спал не более трех часов. Секретарь печально глядел на вышагивающего по кабинету председателя ОГПУ: ему было чертовски жаль этого сильного волевого человека, нимало не заботящегося о своем подорванном каторгой здоровье. Все последние годы — революции, гражданской войны и пресловутого нэпа — «железный» Феликс взваливал на себя все новые и новые дела, силился совершить невозможное — поднимал из руин, спасал, давал кров и хлеб, не чураясь грязной работы, сражался с непримиримыми врагами советской власти. Вот и сейчас секретарь понимал, что Дзержинский пусть из последних сил, но всецело занят работой, и что не садится он лишь для того, чтобы не уснуть за столом.