Анатолий Ткачук - Лекарство от Апокалипсиса

– Что это было? – спросил Алекс.

– Не знаю!.. – Макс сильно выругался. Потом вопреки всяким мерам безопасности, проведя по стене ладонью и немного задержав ее, проговорил, обращаясь к самому саркофагу: – Ну что, старина? И твое время, похоже, пришло. Ты держись, ты нам еще нужен! – И вновь повернувшись к Алексу, проговорил, – Пойдем я тебе покажу здесь еще одно место, о котором не сказал раньше.

Алекс, с любопытством, едва успевая, аккуратно ступал на ненадежные фрагменты строительного мусора, засыпавшего пол, следуя за Максом, который, довольно ловко балансируя, почти не останавливался даже там, где сложившаяся на полу уродливая мозаика казалась довольно неустойчивой. Преодолев сложную цепочку завалов, они оказались в углу, который в прошлое посещение этого помещения показался Алексу недосягаемым.

– Что там такое? Еще один вид грибов? – Алекс усмехнулся.

– Нет, – протянул Макс, – здесь то, что дает мне силы жить дальше. Смотри сам.

Макс на вел прожектор на чахлое деревце высотой не больше пятидесяти сантиметров. Его едва отдающие зеленоватой бледностью листья, у которых не было сил приподняться, свисали с ветвей.

– Ты его вырастил? – Алекс смотрел на деревце, не веря своим глазам, что здесь способна существовать не примитивная форма жизни, а что-то более совершенное и развитое.

– Это яблоня. Похоже, птицы принесли ее семена ненароком, и вот она проросла. Ей, правда, уже три года, а она выглядит, будто ей и полугода нет.

– А что с ее листьями? Неужели она могла выжить без света? – Алекс заворожено смотрел на чудо природы, поражаясь стремлению дерева к выживанию. – А фотосинтез?

– Вот потому и такие слабые листья, что она лишена полноценного источника света. Но откуда-то у нее силы все же берутся. Я, приходя сюда, стараюсь поливать яблоню, но это едва ли способно облегчить ее существование. Дай свою флягу, давай смочим землю, – он открутил крышку и аккуратно вылил ее содержимое к корням деревца.

– То есть, не все потеряно? Если отдельные виды растений способны выживать в подобных условиях, то шанс есть и у планеты!

– Шанс есть… Шанс есть всегда, даже когда его, казалось бы, нет. Нужно просто правильно им воспользоваться. – Макс побрызгал водой на тончайшие листики. – Не пойму я, как она здесь смогла прижиться.

– Я думаю, все же снаружи сейчас намного хуже, чем здесь. Там радиация может быть и большее из зол, но она дополнена букетом химической заразы. Она добьет все, что сохранит ионизирующее излучение.

– Что есть, то есть, – согласился Макс и принялся раскачивать близлежащие конструкции, пытаясь понять, насколько они устойчивы, опасаясь за то, что один из громоздких кусков бетона обрушится на несчастное растение, и оно будет погребено под завалами. – Как думаешь, насколько разрушения опасны?

– Мне кажется, пока что все в пределах допустимого. Я думал, проблемы значительно хуже. Но неизвестно, выдержит ли сооружение, если будут новые толчки, а они, несомненно, будут. Правда, еще неизвестно, что происходит на нижних уровнях. Если фундамент получил повреждения, то наше дело может быть совсем плохо.

– Я думаю, основание реактора еще цело, но вот «Елена», по-моему, немного сместилась. Если она провалится в шахту реактора, нам тоже мало не покажется. Считай, нижние ярусы, в том числе и то место, где образуется переход, будет уничтожено.

– А кто придумал это имя – Елена – для плиты верхней биологической защиты? – будто не слыша Макса, спросил Алекс.

– Народ! Согласись, ведь намного приятнее называть кучу бетона красивым женским именем, особенно, когда женщин в округе не видать.

– Это точно, без женщины мир становится совсем другим.

Макс что-то неразборчиво ответил, указывая рукой на дверь, покрытую облезлой желтой краской, ведущую к помещению блочно-щитового управления, но Алекс лишь последовал за ним. Он погрузился в размышления о роли женщины в мире. Как можно было забыть о ее поистине великом предназначении? Только общество развращенное и обезумевшее могло выбросить из своей культуры главную и первозданную роль, отведенную женщине самой природой – быть матерью и давать жизнь. Это величайшее из чудес, которое человек не смог воспроизвести, даже достигнув вершин своего технического прогресса. И только женщина, подобно самой Земле, способна подарить животворящую крупицу энергии, которая биологическую массу превращает в человека. Но не только это подарило ей исключительную роль на этой планете Земля. Своей внутренней и внешней красотой она украшает мир, преобразовывая его особым, недоступным мужчине образом, поддерживая домашний очаг, дающий свет и тепло.

Скрип открывшейся двери разогнал мысли Алекса, вновь заставив сосредоточиться. Миновав небольшой темный коридор, они подошли к другой двери. Остатки белой краски сохранили еще читаемую надпись, выведенную по трафарету – «БЩУ-4». Это было то самое место, откуда в ночь с 25 на 26 апреля 1986 года реактор получал команды, которые привели к тому, что на большей части планеты радиоактивные изотопы оказались включены в естественный биологический круговорот.

Несмотря на то, что реактор располагался довольно близко к этому помещению, после взрыва оно уцелело. Макс и Алекс помнили рассказы тех, кто стал непосредственными свидетелями бедствия, даже не поняв, какого рода катастрофа произошла на расстоянии не более десятка метров. Даже кричащие приборы в первые минуты не смогли убедить их в том, что ситуация настолько опасна. Осознание пришло позже, значительно позже. Хотя вполне возможно, человечество не смогло в полной мере оценить чернобыльскую катастрофу даже спустя четверть века и более. А если бы осознало? Может быть, и глобальной ядерной войны удалось бы избежать?

Здесь все сохранилось почти в первозданном виде. Разве что остатки размашистой дуги металлического корпуса, в котором когда-то были установлены системы наблюдения и управления реактором, немного состарились – почти весь пульт управления был изъеден коррозией. С потолка сталактитами свисали стальные копья арматуры, на которой раньше крепился подвесной потолок. Теперь даже следов его не сохранилось. Но больше всего приковывал внимание большой круг, составленный из небольших квадратов, когда-то наглядно отображавших состояние реактора для дежурной смены.

Фон, несмотря на близость к реакторному залу, здесь был вполне приемлемым, но Алекс все равно спешно осматривал бетонные конструкции на предмет повреждений. Некоторые плиты явно сместились со своих прежних мест, и от этого становилось как-то особенно не по себе. Все эти мелкие на первый взгляд повреждения говорили только об одном – саркофаг превращался в карточный домик, выстроенный в руках акробата, балансирующего на моноцикле, и одно неловкое движение могло привести к полному краху.