Анатолий Ткачук - Лекарство от Апокалипсиса

– Но это же смешно, – Алекс попытался возразить, но правильные слова отчего-то не приходили ему в голову, и он замялся.

– Может! Все может быть! Это очередной виток эволюции. Но это все второстепенно, важнее то, что Чернобыльская зона отчуждения снова отработала свою особую роль. Понимаешь, здесь даже у воды появился свой собственный иммунитет к радиационному воздействию. То есть, куда ни плюнь, все здесь уже было готово к тому, что кто-то рано или поздно отдаст приказ на уничтожение планеты. Жаль только, этого никто не разглядел раньше.

Но дальнейшие исследования приводили к еще более неожиданным результатам. Оказалось, что органические останки человеческого тела, судя по всему, имели структуру клеток, почти аналогичную той, что была у неизвестного животного, биологические образцы которого удалось собрать Максу. Это давало возможность построить несколько самых невероятных предположений. Выходило, что в одном случае произошло моментальное изменение структуры клеток, а в другом оно происходило как будто постепенно, передаваясь по наследству и формируя новый биологический организм. Хотя подобные выводы были преждевременными и не поддающимися проверке, но они казались чересчур реалистичными. Но важнее было другое – произошедшие изменения были практически идентичны. И этот факт ставил окончательную точку в любых сомнениях. Значит, в природе существует единый механизм биологической защиты организмов от воздействия сильного радиационного излучения. Но в любом случае источником этих изменений было излучение, вырвавшееся в открытое пространство именно из реактора. В этом сомнений не было. Но даже если оно закралось, то для точного понимания следовало поймать чупакабру и провести ее полное исследование. Но это казалось слишком рискованным – новый выход наружу мог убить выживших людей.

Приходилось вновь вести громоздкие расчеты, пытаясь найти какую-то лазейку в дозовых нагрузках или отыскать новое универсальное средство защиты человеческого тела от агрессивных воздействий внешней среды. И время уходило, бессмысленно и безвозвратно, растекаясь потерянными днями по серой пелене саркофага.

Так продолжалось до тех пор, пока в один из дней Алекса не разбудил встревоженный возглас Макса: «Нашел!»

– Что нашел? Как?

– То, что мы с тобой искали!

– Что это? – едва осознавая происходящее, переспросил Алекс.

– Мы слишком углубились в биологическую составляющую защиты от радиации, до конца не понимая многих процессов.

– Я полностью согласен! Но что ты нашел? Что придумал? – Алексу не терпелось услышать ответ.

– Помнишь, я всегда говорил о том, что если ты идешь в какую-то высокорадиоактивную зону, то прежде всего важен психологический настрой, твоя внутренняя энергия должна работать, в первую очередь, на защиту организма, создавая своего рода барьер, а не на разрушающее чувство страха. То есть, мы не по тому пути шли, совсем не по тому. Надо менять не физиологию, а мышление человека.

– Это хорошая идея, но как ты определишь характер энергетических изменений, во-первых, а, во-вторых, как мы поймем, к чему именно нужно стремиться? – спросил Алекс.

– Вот это другое дело, – Макс задумчиво растягивал слова. – Мне же удалось зафиксировать некоторые особенности твоей энергетики с помощью подручных средств, значит, мы можем оценить и различия. Это уже что-то… В конце концов, более слабые проявления энергии существуют у кроликов. И эту динамику мы можем без проблем отследить.

– Конечно, можем. Но у них нет осознания происходящего, и мы не можем говорить о настрое или чем-то подобном.

– Это точно. Тогда остаемся только мы сами. Но стандартными приборами нам не обойтись.

– Здесь в округе закопано много различных приборов, поэтому нужно лишь понять, что, где и зачем нам нужно искать. Правда, как их оттуда достать… В одном из своих путешествий я видел, как закапывали медицинское оборудование неподалеку от станции. Если нужно, мы сможем извлечь его.

– Все гораздо сложнее… Нам нужно сконструировать что-то вроде газоразрядной камеры, которая позволит не просто зафиксировать уровень излучения, исходящий от тела, но и составить некоторую карту этого излучения. Думаю, это поможет нам приблизиться к цели…

– Газоразрядная камера? – Алекс неустанно удивлялся ходу мыслей Макса.

– Именно. В ее основе лежит эффект Кирлиана, позволяющий оценить интенсивность и конфигурацию излучения, зависящего от электрической проводимости организма. Оно, в свою очередь, формируется во многом за счет психофизического состояния человека… То есть, таким образом мы сможем понять все, что уже тут наделали и физиологические, и психологические изменения. То, что мы увидим, принято в разных практиках называть аурой, но на самом деле это вполне объяснимые физические явления, которые при правильной интерпретации могут дать немало полезной информации.

– А если это очередная ошибка? Снова просчет? Что тогда?

Макс, не зная ответа, развел руками в стороны. Ему и самому эта идея, сквозь сон ворвавшаяся в голову, показалась не совсем надежной. Но что можно было предложить, когда время медленно, но упрямо подходило к своему концу, по крайней мере, для заточенных в саркофаге людей. С каждым днем Макс все четче осознавал, что день, когда все закончится, становится ближе с каждым мгновением. И от этого делалось все страшнее. Он не говорил об этом ощущении с Алексом, но сомнения в его аналогичном понимании ситуации у него не было.

– У нас нет другого выбора… нужно попытаться сделать последний рывок. Я сегодня понял, что мое тело начало терять чувствительность и перестало ощущать температуру. Я думаю, что у меня поражен костный мозг. Этот процесс уже не остановить, и дальше будет только хуже. Так что нужно торопиться. Боюсь, что совсем скоро я не только не смогу тебе помогать, но буду только мешать. Нужно решаться.

– Ты хочешь сказать…

– Да, боюсь, что скоро ты останешься здесь совсем один… Нужно решаться.

Алекс закрыл глаза. Перед ними проплывали обрывочные воспоминания из ушедшей жизни – солнце, зеленые деревья, раскачивающиеся на ветру, мелкие ручейки… Все это ложилось на чашу весов, которая вдруг перевесила его жизнь. Если в словах Макса была хоть толика истины и надежды, не воспользоваться ей было бы величайшей из глупостей.

– Я готов, – резко ответил Алекс, отступать было некуда.

– Тогда попробуем создать эту чудо-машину, – бледными губами усмехнулся Макс.

И вновь саркофаг оказался тем местом, где можно было найти все что угодно для создания даже уникального в своем роде прибора. Казалось, что атомный реактор, как и вся инфраструктура, обеспечивающая его безотказную работу, представляла собой определенную вершину развития науки и техники, объединив в одном месте все лучшее, что создали физики, химики, металлурги, инженеры и еще тысячи прочих специалистов. Он стал одним из идолов научной мысли, который обрушил гнев на своих создателей, оставив им единственную надежду на возрождение.