Алексей Кулаков - Владелец заводов, газет и пароходов

– Проклятый развратник, это тебе за все твои преступления!!!

Дах!

От выстрелившего револьвера волнами разошлась оглушающая тишина.

Дах!

Превосходные черные брюки английского сукна, надетые на русском князе, как то странно встопорщились в районе гульфика, после чего сластолюбец начал заваливаться на даму, одновременно прижав руки к самому низу своего живота.

Дах!

Меж толстых пальцев пробилась тонкая струйка крови… Очнувшись от сковавшего всех оцепенения, оглушительно завизжали сразу три женщины, а тело аристократа окончательно повисло на руках его свитских. Быстрое бегство под резкие свистки и крики начавших преследование жандармов, многоголосый шум взволнованно-шокированной толпы недавних зрителей, небольшой безлюдный закоулок, где он избавился от револьвера, и запоздалое понимание – все пошло совсем не так, как предполагалось. В голове была всего одна мысль: бежать, бежать немедля, и не оглядываясь!..

Тем временем, пожилой румынский аристократ, закончил обтирать руки душистой водой, уложил в небольшой дорожный кофр свои туалетные принадлежности, после чего подхватил штуцер-двустволку и закинул ее на самый верх большого, массивного и изрядно рассохшегося от старости платяного шкафа.

– Ну, как-то так.

Успокоено хмыкнув, он со всем пристрастием осмотрел свой пусть и не новый, но вполне приличный выходной костюм, а через пять минут уже был на улице, где довольно ловко присоединился к небольшой толпе любопытствующих зевак – жертву злодейского покушения почти сразу унесли внутрь «Империала», толком никто ничего не рассмотрел, поэтому версии произошедшего цвели, что называется, на любой вкус: от террористического акта до апоплексического удара.

– Да-да, вы правы, это просто ужасно!

– Представляете, так и не поймали! Зачем тогда вообще нужны эти жандармы, если посреди города…

– Во времена моей молодости о таком даже и помыслить не могли!..

Покивав головой и согласившись с тем, что нравы день ото дня падают все ниже и ниже, и недалеко уже то время, когда повсеместно воцарится анархия, господин потихонечку отделился от начавшей расходиться толпы и дошел до скучающего извозчика:

– Больё-сюр-Мер.

Вальяжно развалившись на сиденье покачивающегося на ходу экипажа, и время от времени посматривал по сторонам, пассажир едва заметно улыбался.

«Надо же, какой шевалье шустрый оказался! Не ожидал, не ожидал. Впрочем, это ничего не меняет – вернется к себе и будет сидеть, как мышь под веником, тихо и не отсвечивая. М-да. Был в Ницце, и ни разу не искупался на ее знаменитых пляжах, а так же так и не посетил ее не менее знаменитых ресторанов и казино… Зато спокойно отстрелялся по одному из великих князей империи, потратив на это чуть менее десяти тысяч рублей. Кому как – а на мой взгляд, я отдохнул и развеялся просто прекрасно».

Покинув экипаж рядом с небольшим отелем «Ль'Авр Блё», бывший граф Дракула окинул его окрестности безразличным взором, после чего зашагал к вокзалу: поезд на Монако ждать не будет!..

Ровно через трое суток этот же мужчина, странным образом помолодевший и постройневший, к тому же еще и обзаведшийся небольшими подкрученными усиками и щегольской бородкой, зашел в купе поезда «Париж-Санкт-Петербург», сбросил на столик свою трость и саквояж, и с явным вздохом облегчения завалился на длинный и широкий диван. Когда картинка за окном дернулась, он устроился поудобнее, поправил что-то неприметное на левой руке, и замурлыкал тихую мелодию. И если бы только кто-то исхитрился подобраться и ее услышать (а еще в совершенстве знал русский язык), то этот невероятно ловкий некто вполне мог бы разобрать и довольно странные слова:

– Не кочегары мы, не плотники – но сожалений горьких нет, как нет…

Пятнадцатого октября одна тысяча восемьсот девяносто второго года, на главном (потому что единственном) перроне Сестрорецкого вокзала, собралась интересная группа мужчин. Одинаково рослые, мощные, двигающиеся с какой-то кошачьей грацией, они провожали своего товарища в дальнюю дорогу. Очень дальнюю – и в весьма суровые края. Вот только Сошников, которого суд приговорил за неумышленное убийство железнодорожного вора к двухлетнему поселению в Сибири, подавленным или хотя бы мало-мальски расстроенным не выглядел – потому как уезжал он не отбывать наказание, а всего лишь в командировку.

– Ну что, брат, до встречи?

По очереди обнявшись со каждым из тринадцати провожающих, Демид глубоко вздохнул, прощаясь с привычной обстановкой и кругом общения. Еще раз огляделся, со значением всем подмигнул, и пропал за фигурой кондуктора, зайдя в зеленый вагон. Нашел свое место, успокаивающе улыбнулся жене, шикнул на старшенького, чтобы тот сидел спокойно, и пошел проверить – как там устроился десяток его новых подчиненных, до недавнего времени работавших в фабричной охране. Все, как и он, были семейными мужиками, все отслужили свое в Пограничной страже, много знали и еще больше умели, вот только, в отличие от него, ехали на Дальний Восток не в долгую командировку, а навсегда. Чтобы там осесть на земле, спокойно жить, и спокойно работать… Амурскими егерями. И то, что их только десять, никого не смущало – ранней весной следующего года из Сестрорецка отправятся по их следу новые десятки. И будут они выезжать до тех пор, пока дальневосточные владения князя Агренева не станут полностью защищены от разных там браконьеров и воров, а его работники от любых посягательств на их жизнь и здоровье. Словно прощаясь с городом, тоскливо завыл паровозный гудок…

Ту-ууу!..

Оставшиеся на перроне экспедиторы, терпеливо дождались отправления состава, молча переглянулись и зашагали в поселок, проигнорировав все зазывания и вопросы привокзальной извозчицкой братии. Еще недавно их было пятнадцать и все было хорошо – а теперь командир ими недоволен, вдобавок один уехал, а второй… Второй навеки упокоился в закрытом, и очень добротно заколоченном гробу: тело Глеба, скинутое в канализационный коллектор, и вынесенное Неглинкой в спокойные струи Москва-реки (где его и увидели мальчишки-рыбаки), успело основательно испортиться и разбухнуть. Так основательно, что опознать его еще можно было, а вот нормально попрощаться не получилось. О том же самом думал и их непосредственный начальник, направляющийся от проходной на третий этаж управы – а еще невольно вспомнил, как тяжело было говорить его жене и детям о том, что их отец и муж никогда больше не вернется. Его ведь вина, он всем экспедиторам прямой начальник!.. Грузно усевшись за свой стол и оглядев сразу пять папок с важными бумагами, уже неделю ждавшими его внимания, господин Главный инспектор Русской оружейной компании обреченно вздохнул, и подтянул к себе первую укладку: