Тимофей Печёрин - Железная поступь свободы

— Никак нет, сеньор Генерал! — неуклюже отчеканил боец по фамилии Торрес и по имени Пако — к которому, собственно, и обращался в тот момент командир.

— Да ладно, никто тебя не обвиняет, — с ленцой сытого кота молвил Генерал, — только… заруби себе на своем деревенском носу: тут нет никаких сеньоров, никаких сэров и прочих херов. Скучаешь по всему этому — тогда лучше дуй к дель Гадо. Ко мне же обращаются «командир»… ну или Генерал. Уяснил?

— Так точно, — с готовностью ответил Пако.

— Хорошо. Тогда скажи мне, Торрес, каков итог сегодняшней операции — на твой взгляд?

— Ну, с нашей стороны один погибший и пятеро… нет, шестеро раненых. Со стороны янки…

— Отставить, — перебил Генерал, — вроде и говоришь правильно, а все не то. Учись: мы захватили одних только единиц стрелкового оружия не менее двух десятков. Плюс содержимое второго грузовика… надо посмотреть. Плюс сами грузовики — не забыл? Они на ходу — в отличие от этих «хамовозов».

«Хамовозами» Генерал называл штатовские армейские «хамвики».

— А ты думал — просто так? — все с той же беззлобной ворчливостью продолжил он увещевания, — армейские склады-то не резиновые. И боезапас надо чем-то пополнять. И хорошо, что при таком пополнении хоть сколько-то янки отправляются в ад. Сочетание, так сказать, приятного с полезным… Ну и что вы раскорячились, как шалавы у причала? Грузовики проверяйте!

Последние два предложения относились уже не конкретно к Пако Торресу, но к его боевым товарищам — слегка расслабившимся после боя.

Только человеку, безвылазно прожившему в каком-нибудь Сан-Теодоресе, Нью-Йорке или Рио-де-Жанейро, может показаться, что Земля вконец загажена цивилизацией. Что природа давно зачахла под асфальтово-бетонной пятой, а уголки, где не ступала нога человека, остались разве что в романах Жюля Верна.

Увы! В джунглях Маньяды от этих иллюзий не оставалось и следа. Здесь можно было пройти десятки и даже сотни километров — но все равно не встретить ни малейших следов цивилизации. Никаких дорог (тем паче — асфальтовых), ни одного дома (не говоря уж о населенных пунктах); ни электричества, ни даже… запаха бензина. Только исполинские раскидистые деревья — чьи названия были ведомы лишь специалистам; только местная фауна — довольно пакостная и совсем не пуганная.

И все же люди обитали даже в этих местах — и были отнюдь не дикими аборигенами. Тех, последних, кстати, истребили еще четыре века назад — во времена испанского владычества.

Джунгли же стали приютом для совсем другого люда.

Во-первых — для бывших военных из разгромленной и фактически упраздненной маньядской армии. Тех, кто предпочел не подставляться под авиаудары, а бросить бесполезную при таком раскладе технику и залечь на дно — не без оружия, впрочем.

Во-вторых — для несостоявшихся беженцев, подобных Пако Торресу. А также для последних жителей разоренных деревень и работяг с фабрик и шахт. Последние остались ни у дел после того, как вышеназванные фабрики с шахтами отошли штатовским дельцам. А уж они-то с местными работягами не церемонились.

Так и возникли на маньядской земле повстанческие отряды — вроде того, что возглавлялся бывшим армейским лейтенантом Ларгосом. Тем самым, который с легкой руки своих боевых товарищей был «повышен» аж до целого Генерала. И к которому, волею случая, были вынуждены перейти под начало Пако Торрес и Лукас Мартинес.

Отряд насчитывал около полусотни человек и, благодаря грамотному руководству и просто везению, в течение уже первых месяцев сумел обрести изрядный боевой опыт. По крайней мере, его собственные потери были невелики и быстро восполнялись за счет новичков-добровольцев. Последних, кстати, находилось немало — ведь в глазах простых маньядцев Генерал выглядел кем-то вроде Зорро конца двадцатого века: защитником обездоленных и борцом с угнетателями.

В последнее же время в стране хватало и тех, и других.

Вообще, картина происходящего, что сложилась в голове у Пако благодаря радиопередачам и беседам с ныне погибшим Колдуном, оказалась весьма далека от действительности. На самом же деле никакого мира после пресловутого «торжественного рапорта» Эдвардса так и не наступило. Напротив: обстановка в стране только накалялась — причем, день ото дня.

Расправа над семьей и односельчанами Лукаса, не была чем-то экстраординарным. Полуграмотные маньядские крестьяне были просто не нужны новым хозяевам страны; воспринимались ими как чужеродный элемент, балласт или камушек в ботинке. Так что от них избавлялись при каждом удобном случае — и привлекали для данной цели как солдат-янки из оккупационных частей, так и банды местного отребья, вроде Кике Лизоблюда.

Крестьяне, понятно, в долгу не оставались; своеобразным ответом на чинимые притесненья и стал их переход в отряды повстанцев. К лидерам вроде Ларгоса присоединялись в расчете на защиту… а также на месть — за убитых друзей и родных. И если защиту маньядцы все-таки получали, то с местью дела обстояли сложнее. Настолько сложнее, что, к примеру, до нападения на поселок «Джаббер Форест» по крайней мере люди Генерала не решались ни на что подобное.

А налет тот, кстати говоря, был молниеносным и беспощадным, но главное — успешным. От благообразных коттеджей остались обгорелые остовы, от их беспечных обитателей — свежие трупы. Исключений не было; ни Мартинес, ни присоединившиеся к нему бойцы Генерала нисколько не колебались, выполняя эту «акцию возмездия». А выполнив — даже не думали жалеть о содеянном, равно как и терзаться муками совести.

Что до вопросов вины, непричастности и милосердия… то оные последний Мартинес считал прерогативой совсем других людей. Тех, кто весь день сидит в шезлонге на карибском пляже, по вечерам танцует ламбаду и сальсу, а под утро возвращается на свою виллу. И уж точно не оплакивает всю свою семью и не дышит горячим и влажным воздухом джунглей. Не кормит москитов и не шибко беспокоится о том, что будет есть сам.

Впрочем, отряд Ларгоса избирал для своих стоянок не только джунгли. Выходил он и «к людям»: ночуя то в заброшенной деревне, то в горняцком поселке, а то и вовсе на территории, бывшей расположением воинской части — избежавшей как уничтожения, так и занятия штатовцами.

Мирные жители иногда подкармливали доблестных заступников — но только иногда. Потому как сами были слишком бедны, чтобы еще с кем-то делиться. Так что Генерал и его люди использовали все доступные способы, чтобы добыть пропитание.

Повстанцы нападали на грузовики, торговые заведения, придорожные кафешки или пункты раздачи гуманитарной помощи. Личные пайки попавших в засаду штатовских солдат также шли в «общий котел». Другое дело, что засады эти устраивались не только и не столько в гастрономических целях.