Василий Звягинцев - Бульдоги под ковром

Проснувшись ранним-ранним утром, Воронцов вышел по персональному капитанскому трапу из каюты прямо на ходовой мостик, полюбовался сквозь мелкий моросящий дождь на бухту и проступающие сквозь туман сопки, опустился на шлюпочную палубу и вдруг увидел у бота фигуру в белой форменке и фуражке-мичманке. Никого из своих быть здесь не могло.

Воронцов еще не сообразил, как отреагировать на появление постороннего на борту, а тот уже его заметил и с места взял крупную рысь. Остановился в четырех шагах, вскинул к козырьку руку.

— Так что разрешите доложить, господин капитан, на вверенном вам судне все в полном порядке. Происшествий нет! — и добавил несколько не по уставу, но почтительно: — Доброго вам утречка…

Неизвестный выглядел колоритно. Здоровенный, на полголовы выше Воронцова, на плечах штангиста — контрпогончики старшего унтер-офицера царского флота, поперек необъятной груди цепочка боцманской дудки, грубоватая, но не лишенная добродушия (так и хочется сказать — морда) физиономия, загорелая и обветренная, закрученные молодецкие усы, татуировка — якорь на тыльной стороне ладони.

— Дозвольте напомнить, вашескобродие, через пятнадцать минут побудка, так что какие будут приказания?

Прямо из «Капитального ремонта» персонаж.

— Да ты кто такой? Откуда здесь?

На лице унтера отразились недоумение и обида.

— Осмелюсь доложить, вашескобродие, старший боцман Иванов. Прибыл из Первого гвардейского флотского экипажа, назначен на должность вашим приказом… — Иванов мучительно пытался понять, шутят их высокоблагородие или здесь какая-то новая командирская причуда.

А Воронцов наконец догадался, в чем дело.

— Благодарю за службу, боцман. Но ты мне вот что скажи, а почему это на корабле часовой у трапа не выставлен? И вместо вахтенного офицера почему ты командиру рапортуешь, а?

Похоже, Иванов растерялся. Он глубоко вздохнул, открыл рот и снова его закрыл. Лицо, несмотря на загар, стало багроветь. Еще бы, такой конфуз. Командир спрашивает, а он не знает, что отвечать…

И неизвестно, чем бы эта мизансцена закончилась, если бы из-за трубы не появился Антон.

— Спокойно, Иванов. Программа снята. Отключись… — После этих слов боцман слегка обмяк, полуприкрыл глаза, но в основном осанки не потерял.

— Хорош, да? — с легкой гордостью мастера спросил Антон. — Только зачем так сразу? Он еще и не подключен по-настоящему…

— Мне откуда знать? Вижу — классный служака, вот и решил проверить, насколько он соответствует…

Воронцов обошел вокруг робота, осматривая.

— Отлично сделано, ничего не скажешь. Правдоподобие стопроцентное. Только к чему именно такой… антураж? Посовременнее нельзя было?

— Почему нельзя, все можно. Это я так, пошутил. А если серьезно, то в центральном компьютере тебе целый набор программ. У каждого робота свой номер. Задаешь ему специализацию, присваиваешь номер, или имя, если угодно, внешность можешь подрегулировать, хоть произвольно, хоть под любое портретное сходство, и он будет тем, кто тебе нужен. Боцман — значит боцман, лакей — так лакей. Если захочешь — и нейрохирургом может работать. В общем, я все покажу. Но, как и договаривались, радиус действия не больше километра от борта.

— А если я его дальше пошлю? Скажем, в город сигареты купить?

— Если ближе километра не найдет — вернется…

— А если я ему прикажу на пирсе стоять, а сам в море выйду?

— Догонит. Даже и пробовать не советую, тут гарантия стопроцентная.

Воронцов задал еще ряд вопросов и получил исчерпывающие ответы. Антон, похоже, предусмотрел все, что только могло прийти Дмитрию в голову.

— Одним словом, я сделал даже больше, чем ты просил, — заключил объяснения Антон с таким видом, будто ждал похвалы.

— Да я и не сомневался. Только вот последний вопрос. Как у них с этими… Законами робототехники? Взбунтоваться они не могут или, наоборот, в толстовство удариться, когда меня, к примеру, у них на глазах убивать будут?

— Законы робототехники… — В голосе Антона прозвучали скептические нотки. — Литература это все. На самом деле все иначе. Взбунтоваться они, конечно, не могут. В принципе. Программа это исключает. Не может же такой служака, — он показал на боцмана, — не выполнить приказ капитана, нагрубить, а уж тем более поднять на него руку. Это абсолютно преданная, абсолютно послушная, инициативная в пределах программы личность. Ничего другого в нем просто не заложено. Но если тебе вздумается запрограммировать его, как… капитана Сильвера или кронштадтского матроса семнадцатого года, последствия будут соответствующие. Просто, зная тебя и твоих друзей, я уверен, что наемных или добровольных убийц вы фабриковать не станете. А уж если на вас нападут… малайские пираты или чикагские гангстеры, эти ребята вполне способны действовать по обстановке. Не подведут… Полсотни «заготовок» я сделал. Пойдем, полюбуешься.

…И всех остальных работа на корабле увлекла. Как и в первые, незабываемые дни на Валгалле. Конкретное, интересное и нужное дело, для большинства необычное еще и тем, что раньше на такого класса судах им бывать не приходилось. Разнообразие и количество помещений — кают, салонов, баров и ресторанов, соляриев, зимних садов и библиотек, — качество и роскошь отделки трансатлантика с непривычки просто потрясали нормального советского человека, больше привыкшего к убожеству провинциальных гостиничных номеров и сервису уровня плацкартных вагонов.

Тем более что Воронцов предоставил каждому возможность занять под личные апартаменты любую площадь в предназначенной для просторного размещения полутора тысяч человек надстройке. И оформить их по собственному вкусу, не стесняя себя никакими ограничениями. Желаешь мебель слоновой кости и золотые унитазы — пожалуйста. Лишь бы все запросы и капризы были облечены в технически грамотную форму.

К услугам заказчиков было огромное количество альбомов, проспектов, справочников по корабельному дизайну и квалифицированная помощь архитектора Натальи Андреевны и художника Берестина. Она же, Наташа, предложила гарантированную конфиденциальность своих услуг. Чтобы до поры сохранялась тайна расположения и оформления личных помещений. Тем интереснее потом будет ходить друг к другу на новоселья. Вдобавок соблюдался принцип «мой дом — моя крепость». Может, кто-нибудь захочет, чтобы окружающие даже адреса его не знали… У людей, обреченных на жизнь в замкнутом пространстве и в узком кругу одних и тех же людей, могут возникать странные причуды в целях защиты душевного равновесия.

Если кто и был здесь сегодня по-настоящему счастлив, так это Наташа. В большей, наверное, степени, чем даже Воронцов.