Грегори Киз - Пушка Ньютона. Исчисление ангелов

Адриана знала, что статус королевы сделал Ментенон несчастной. Быть супругой Короля-Солнце оказалось смертной мукой, которую Ментенон никому бы не пожелала. И это несмотря на то, что она глубоко и искренне любила Людовика. Адриана же Людовика не любила.

Но мадам де Кастри права.

Адриана посмотрела на женщин, молча ожидающих ее ответа.

– Я не знаю, над чем работает Фацио, но я могу рассказать о некоторых отдельных деталях, мне известных. И, возможно, более светлые головы, чем моя, смогут разгадать эту загадку. Мне кажется, они создают новое оружие. Если мы располагаем временем, я напишу уравнение, над которым они работают.

– Будьте так любезны, – ответила герцогиня.

– Его величество… Если его величество сделает мне предложение, я не вижу причины ему отказывать. Но я совершенно искренне заявляю, что каждый день буду молиться, чтобы такого предложения он мне не сделал.

– Поспешите с молитвой, – сказала Креси с легкой печалью в голосе, – потому что уже сегодня вечером он сделает вам предложение.

Адриана закрыла глаза.

– Если вы видите такие вещи, почему не можете увидеть чем занимается Фацио? – спросила Адриана. – Почему вы не можете увидеть то, что принесет нам пелена мрака, которую вы предсказываете?

Недовольная улыбка дернула губы Креси:

– Когда я была совсем юной, то могла увидеть все, о чем меня просили, но с каждым годом мое видение становится слабее. Сейчас это сделалось моим проклятием. Я не могу видеть то, что хочу. Я вижу только то, что Богу угодно мне показать.

– Или дьяволу? – съязвила Адриана.

– Богу или дьяволу – не важно, – выдохнула Креси. – Важно то, что все мои видения непременно сбываются; а они редко бывают приятными.

Спустя два часа прибыла карета из Марли. Ее сопровождали тридцать гвардейцев Швейцарской роты, четыре стрелка и десять верховых карабинеров. Адриана, стараясь оставаться равнодушной, наблюдала, как внушительная кавалькада въезжала во двор. Она сосредоточила все свое внимание на деталях экипировки, поэтому не сразу заметила два бездыханных тела, лежащих перед домом. Им была отведена роль похитителей. Один из лежащих был одет точь-в-точь как тот незнакомец, что угрожал ей крафтпистолем, но Адриана точно знала, что это не он.

Во главе швейцарцев ехал Николас с осунувшимся и печальным лицом, одна рука болталась на перевязи, и потому, сидя в седле, он слегка покачивался.

– Мадемуазель, – бросился он к ней, спешившись, – мне нет прощения за то, что я не уберег вас. – Он склонил голову. – Простите меня, – сказал он таким голосом, что у Адрианы сжалось сердце. Он, верно, возненавидел бы ее, узнай, что его позор и пролитая кровь – всего лишь малозначащие детали в разыгранном представлении.

– В этом нет вашей вины, – так, чтобы все слышали, громко ответила она. – Я бы предпочла быть убитой, нежели видеть, как такой отважный воин сокрушается от стыда.

– А я бы предпочел умереть, нежели позволить им прикоснуться к вам, – ответил Николас.

Адриана широко улыбнулась:

– Но кто бы в таком случае сопровождал и охранял меня сейчас, сударь?

Николас снова поклонился и, передав поводья своей лошади одному из стрелков, проводил ее до кареты.

Как только они сели в карету, процессия тронулась в путь. Николас молчал.

– Вы серьезно ранены? – спросила Адриана спустя некоторое время.

– Я чувствовал бы себя несравнимо лучше, если бы рана моя была серьезной, – улыбнулся он печально. – Когда на нас напали и я вышел из кареты, пуля слегка задела мне плечо. А потом что-то… я не знаю, что это было. Как будто бы свет и жизнь высосали из меня, я провалился во тьму, а когда очнулся, ничего не помнил.

– Если пуля задела плечо, то зачем вам перевязь? – удивилась Адриана.

– Кость задета, – признался Николас. Он помолчал, затем добавил: – Я слышал, что его величество очень рассержены.

– Не беспокойтесь, Николас, я заступлюсь за вас перед королем.

– Сударыня, я хотел лишь сказать, что король волнуется о вас. – Он отвернулся к окну и совсем тихо произнес: – Многие испугались, что вас убьют или случится что-нибудь очень нехорошее.

– Но вы же видите, со мной все в порядке.

В карете на какое-то время воцарилось молчание, но вскоре Николас вновь повернулся к ней лицом. Его глаза сияли, но было в них нечто такое тяжелое, что они казались одновременно и ужасными, и прекрасными.

– Я хочу сказать вам, мадемуазель, – начал он, – что если какой мужчина осмелится к вам прикоснуться без вашего на то согласия, это будет означать только одно – я мертв, вознесся к Богу и потому не могу защитить вас. Я бы пожертвовал вечным спасением только ради того, чтобы вы не подвергались новым оскорблениям.

– Полноте, – смутилась Адриана, – полноте, Николас.

Они обменялись долгим проникновенным взглядом. Адриане казалось, что она летит вниз с огромной высоты.

– Вы меня не поняли, – после долгого молчания произнес Николас.

– Нет, Николас, думаю, что я очень хорошо вас поняла, – ответила она.

Было уже совсем темно, когда они подъехали к Марли. Адриане доложили, что король перед сном примет ее у себя в спальне. В дороге, как Николас ни боролся с собой, он все же уснул. Один из гвардейцев сообщил ей, что Николас не ел и не спал с момента ее похищения.

Путь в королевские покои лежал через огромную галерею. Адриана поразилась картине, представшей ее глазам. Галерея, как ковром, была устлана телами придворных. Они сидели или полулежали на полу, играли в карты. Людовик построил Марли как обитель уединения и покоя. И хотя король мог легко обходиться без придворных, сейчас казалось, что он не может существовать без них.

Ее появление привлекло внимание, и по галерее пронесся гул: ее поздравляли с благополучным вызволением из плена. Лица придворных изображали услужливую доброжелательность, и у Адрианы холодок пробежал по спине. Она почувствовала, как пристально вся эта толпа следит за ней, оценивает, строит предположения, как она себя поведет, и как это отразится на их жизни, и какую пользу можно извлечь из ее присутствия при короле.

– Благодарю вас, – отвечала на поздравления Адриана, делая реверанс. – Граф Тулузский и его егерь оказали мне неоценимую услугу, только благодаря им я сейчас стою перед вами.

Адриана сделала еще один реверанс и позволила своему эскорту препроводить ее к королевскому ложу.

Людовик в роскошном халате возлежал на постели, прикрытый до пояса богато расшитым покрывалом.

– Моя дорогая мадемуазель де Моншеврой, – приветствовал ее король сильным, уверенным голосом, – очень рад видеть вас живой и в полном здравии. Господь взыщет с меня за пережитые вами страдания. Молю вас об искреннем прощении.