Борис Батыршин - Мартовские колокола

— Так вот, Олег Иванович! Сейчас, конечно, бициклы очень дороги; но я предвижу, что лет через пять–семь они будут доступны даже и людям со средним достатком. А тогда — улицы наполнятся бициклами; люди будут ездить на прогулки, разносчики и посыльные пересядут на наши машины. А уж о почтальонах и вовсе говорить нечего — уверен, при каждом почтовом отделении будет несколько казённых бициклов, на которых станут развозить срочные телеграммы. Вот только отменят, дайте срок, этот нелепый закон, запрещающий езду на бициклах в городах — и скоро мы не узнаем ни Москвы ни Петербурга! Повсюду будут двухколёсные машины…

— А о военных не думали? — поинтересовался Олег Иванович. — Им, вероятно, тоже будет интересно.

— А как же! — с энтузиазмом подхватил Меллер. — Уверен, при военном коменданте в любом крупном городе будут бициклисты — для доставки важных депеш. Да и пехотные и артиллерийские офицеры тоже могут…

— Да нет, я не о том. — покачал головой Семёнов. — Посыльные — это, конечно, хорошо, но… мелко плаваете, Юлий Александрович! Представьте себе простой, крепкий и недорогой велосипед с широкими шинами, способный выдержать вес пехотного солдата в полной амуниции. Представили? А теперь — представьте роту, состоящую из таких солдат. По хорошей дороге такую «ездящую пехоту» можно перебрасывать, пожалуй, побыстрее конницы — и никакой возни с фуражом и коноводами. Доехал до позиций, сложил бициклы в безопасном месте — и пожалте в первую линию!

— А что, любопытно… — задумался Меллер. Эдакие, знаете ли, «механические драгуны»…

— Самокатчики. — поддакнул Семёнов. — вот отличное название — просто и по делу. Самокатчики.

Да, очень хорошо! — кивнул Меллер. — Самокатчики — звучит. Одна беда — дороги наши не слишком–то подходят для бициклов даже и в сухое время года. Про осень и весну я уж и не говорю — тут никакая машина не выдержит…

— Ну уж и никакая! — покачал головой Семёнов. — Дутые шины облегчают движение даже и по песку и снегу. На таких велосипедах передвигаться можно не только по дорогам и всякой более или менее твердой поверхности почвы, но и по слегка топкой и покрытой травой. На таких велосипедах ездить можно не только по дорогам и всякой более или менее твердой поверхности почвы, но и по слегка топкой и покрытой травой

Меллер задумался.

— Пожалуй, вы правы. На подобных машинах можно ездить и в в лесах, особенно лиственных и даже и по песчаному грунту хвойных лесов; по жидкой грязи в несколько вершков [21] Мера длины. 1 вершок , по лужам, мягкой пыли, если под ними твердое основание.

А делегаты связи [22] Офицеры, посылаемые штабом для передачи распоряжений и для выяснения обстановки. ? — подхватил Семёнов. — При военных действиях в поле, где тем паче могут отсутствовать телеграфы и телефоны, велосипед по скорости, пожалуй, не уступит верховому — особенно, при хорошей дороге…

= 1⁄48 сажени = 1⁄16 аршина = 1,75 дюйма = 4,445 см.

— … и, кроме того, под огнем велосипедист куда меньше всадника подвергается опасности — продолжил за Олега Ивановича Меллер. — Ведь он, очевидно, представляет собой сравнительно меньшую цель. Конечно, велосипеды военным нужны особые — легкие на ходу, прочные, несложные, не слишком тяжеловесные и допустимой стоимости….

Семёнов еле заметно улыбнулся. Вот, пожалуйста! Стоило только начать…

— Хотя, в чём–то вы правы, Юлий Александрович, — заметил он. — Такие вот «самокатчики» более подходят для войны в Европе. Нам, пожалуй, более пригодились бы машины с каким–то двигателем. Вот, кстати, слышал я недавно об изобретении господина Бенца. Не доводилось? А зря, прелюбопытнейшая, доложу вам, штукенция…

Четырнадцать часов — рабочий день в седьмой московской клинической больнице стремительно катится к финалу. Большая часть врачей уже закончили обходы; процедуры, по большей части, позади, и по отделениям уже заканчивается обед. Просторными грузовыми лифтами собирают с этажей массивные кухонные шкафы–тележки; из холлов–столовок неспешно выветриваются запахи безвкусной (а что делать? Диета!) картофельной размазни и жиденького вермишелевого супчика с разваренными волокнами лука и редкими морковными звёздочками. До пяти часов, когда в палаты хлынут посетители еще много времени, так что в коридорах отделений еще сравнительно немноголюдно.

— Ой, Андрей Макарович, здравствуйте!

Каретников оторвался от бумаг. Перед ним стояла высокая стройная блондинка. в салатовой форме медсестры — Ольга.

— Да, спасибо, Семён Владимирович, я загляну в 36–ю….

Собеседник его кивнул и направился по коридору, в сторону лифтов. Детское отделение, которым, собственно, и заведовал Каретников, находилось тремя этажами ниже, однако доктор, накопивший за годы профессиональной карьеры, немалый опыт в специфической области, консультировал еще и соответствующие профильные отделения. В третьей хирургии он был частым гостем — особенно с тех пор, как появился там особый пациент, внимание к которому проявлял не только Каретников, но и его давний друг и коллега, заведующий отделением, профессор Скрыдлов. По поводу пациента ходили в отделениях разные слухи — будто бы Каретников самолично привёз его, миновав обязательную в обычных случаях приёмное отделение; будто бы это был сотрудник «спецслужбы» — скорее всего, загадочной «внешней разведки», которого из каких–то тёмных, но, безусловно, секретных соображений нее стали помещать в военно–медицинскую академию, а держат здесь, подальше от посторонних глаз. Да мало ли что наговорят в больнице? Ночные смены медсестёр и санитарок долгие, и надо ведь чем то занимать медленно текущие часы?

Впрочем, верно было одно — с тех пор, как необычный пациент появился в третьей хирургии, Каретников стал бывать в отделении не в пример чаще. Огнестрельные ранения были здесь чем–то не то чтобы совсем уж обыденным, но особого ажиотажа не вызывали — еще в лихих 90–х третье специализировалось на жертвах периода первоначального накопления собственности, так что его палаты (изрядно с тех пор изменившиеся), видали и угрюмых братков, которых сторожили скучающие оперативники, и служителей закона, нарвавшихся на «бандитскую пулю», и предпринимателей, котором либо те, либо другие доходчиво объяснили, что закон — законом, а делиться вообще–то нужно. С тех ещё пор сохранилась в третьем отделении привычка к тому, что порой по поводу пациента не стоит задавать лишних вопросов, а то и вообще интересоваться, где он получил тот или иной ущерб организма; дело здешних обитателей лечить, вот они и лечили. А уж под чьим именем попал сюда очередной страдалец и кто распорядился не проявлять излишнего интереса к деталям его биографии…