Валерий Ковалев - Левиафан

К вечеру вошли в пролив Дарданеллы, по фарватеру которого то и дело проходили торговые суда под самыми разными флагами. Были здесь и испанские галионы, и английские бриги, и голландские билландеры.

Некоторое время, держа в поле видимости одного из них, ракетоносец следовал за судном, а когда открылся стамбульский рейд, отвернул на несколько градусов в сторону и застопорил ход. Прильнув к перископу, Морев внимательно оглядел далекий рейд и удовлетворенно хмыкнул. Османский флот во всей своей красе стоял на якорях. На фоне темнеющего неба неправдоподобно четко вырисовывались силуэты трехпалубных линейных кораблей, фрегатов и шебек, а также галер и более мелких судов. Всего он насчитал пятьдесят вымпелов.

— О! Да тут и их флагман «Реал Мустафа», — пробормотал светлейший, которому Морев, позволил на секунду взглянуть в перископ.

Затем тишину отсеков разорвали колокола громкого боя, и последовала команда: «Боевая тревога! Торпедная атака! Третий торпедный аппарат к выстрелу приготовить!»

— …готов …готов …готов! — понеслись доклады с боевых постов.

— Третий торпедный аппарат товсь! — произнес побелевшими губами Морев.

— Третий торпедный аппарат пли! — через секунду выдохнул он.

Крейсер едва ощутимо вздрогнул, и смертоносная сигара понеслась к цели.

Морев впечатал лицо в резину окуляра и застыл в ожидании, а старпом включил секундомер и впился взглядом в ожившую стрелку. На двадцатой секунде где-то далеко раздался утробный гул, корпус крейсера основательно тряхнуло, и Морев нажал кнопку кинокамеры. А на поверхности творилось что-то невообразимое.

Сгущавшуюся тьму разорвало ослепительной вспышкой, в адском огне которой горело и рушилось все, что было в гавани. Затем свет стал еще ярче и превратился в огромный, растущий над городом гриб. Не прекращая наблюдения, Морев приказал дать задний ход, и, вкручиваясь винтом в воду, ракетоносец попятился к выходу из залива.

Выйдя из него, всплыли в позиционное положение, и командование поднялось наверх.

А в той стороне, откуда они только что ушли, было светло как днем. В призрачном, неземном свете казалось, горела сама земля.

— Александр Иванович, — оторопело прошептал светлейший. — Это же чистое светопреставление, разве сие возможно?

— Да, ваше сиятельство, — хмуро взглянул на него командир. — В нашем мире есть все, что может придумать больной человеческий разум.

Несколько минут все молча смотрели на пылающий Стамбул, а потом спустились вниз, и крейсер канул в пучину.

Хотя операция прошла успешно, настроение экипажа было мрачным. Не каждый день приходится уничтожать десятки тысяч людей. Пусть врагов и издали, не видя их мучений и слез. Чтобы хоть как-то расшевелить подводников, на следующий день Сокуров организовал для них просмотр любимых фильмов «Мимино» и «Не горюй». Но ни смеха, ни шуток на борту так и не прозвучало.

А ракетоносец, следуя обратным курсом, все дальше уходил от берегов Анатолии. Счетчики лагов отсчитывали океанские мили, по ночам, при всплытии, с неба мерцали далекие звезды, жизнь продолжалась.

Раньше всех пришел в себя светлейший, что было немудрено. За свою полную приключений жизнь, Потемкин побывал в десятках баталий, повидал немало смертей и относился ко всему философски. К тому же, он со всей ясностью осознавал стратегические последствия свершенного.

С потерей флота Турция не могла больше противостоять России, и та беспрепятственно могла расширять свои южные рубежи. От грандиозности этих планов у светлейшего захватывало дух.

В балтийские воды ракетоносец вернулся в начале сентября. Здесь уже чувствовалось дыхание осени, было туманно и слегка штормило.

В Финский залив вошли утром в надводном положении, и на малом ходу двинулись к Кронштадту. За бортом тихо плескалась вода, от кормы наносило теплым запахом соляра от ритмично стучащих дизелей, с рубки изредка доносились приглушенные команды вахтенного офицера.

Просигналив ратьером [14] Ратьер — корабельный прожектор, предназначенный для передачи сигналов азбукой Морзе. брандвахте, крейсер втянулся на рейд и встал на свое место у стенки, где его уже встречал вездесущий Грейг с адъютантом.

— Рад небывалой победе и благополучному возвращению! — сняв шляпу, приветствовал он светлейшего, едва тот ступил на берег.

— Я тоже рад тебя видеть, Самуил Карлович, — облобызал адмирала Потемкин. — А что, эта весть уже докатилась сюда?

— И весьма скоро, — растроганно ответил Грейг. — Швеция в панике, а остальная Европа в прострации. Вы не только сокрушили османский флот, но и изрядно напугали все западные дворы.

— Не все коту масленица, пусть знают силу русского оружия! — указал светлейший рукою на крейсер. — А как сие восприняла матушка? — поинтересовался он у адмирала.

— Она в полном восторге и ждет вас с нетерпением.

— В таком случае не будем откладывать и немедленно отправляемся во дворец.

Через полчаса адмиральская яхта с Потемкиным и Моревым на борту, отошла от стенки и направилась в сторону Невской губы.

Екатерина встретила их бодрой и помолодевшей, а когда Потемкин с Моревым подробно поведали о результатах похода, величаво встала и отвесила им низкий поклон.

— От всей России, великое вам спасибо, господа. И расплакалась.

— Полно те, полно те, матушка, — растроганно пробормотал светлейший и поцеловал ее в лоб. — Эко ты разволновалась.

— Это я так, от великой радости, — смутилась императрица, утирая глаза кружевным платочком.

— Ну, коли так, прикажи нас чем-нибудь попотчевать, — лукаво подмигнул Мореву светлейший. — И хорошо бы водочки, очень уж мы продрогли в море.

Вскоре все трое, уютно расположившись в одной из комнат покоев, отдавали дань обильному завтраку и искрящейся в графине перцовке.

А еще через день в тронном зале Зимнего дворца чествовали победителей. По этому случаю, кроме первых лиц государства и царственных вельмож, на небывало пышную церемонию были приглашены послы всех иностранных держав.

Снова торжественно пели валторны, оглушительно гремела медь литавров, и в ослепительном сиянии люстр восседающая на троне Екатерина держала перед гостями речь. После этого начался бал, завершившийся изысканным ужином и взлетавшими за окнами огнями разноцветных фейерверков.

За отдельным столом, рядом с императрицей и светлейшим, облаченная в парадную форму и при кортиках, сидела команда ракетоносца. Заздравные тосты следовали один за другим, сопровождались криками «Виват!» и громом пушек на равелинах Петропавловской крепости.

— Да, Сашка, — изрек по этому поводу глубокомысленно Ксенженко, обращаясь к сидящему рядом мичману. — Если все пойдет так и дальше, в гробу я видел свою прошлую жизнь. Давай, брат, наливай еще!