Константин Калбазов - Бульдог. Экзамен на зрелость

Три сотни шагов. Еще немного, и придется менять положение, а эдак можно и себя обнаружить, и снова придется готовить выстрел. Все. Лишние мысли в сторону. Стрелять нужно именно сейчас. Подвести мушку на цель. Внести поправку с учетом позиции на скале. Ветра нет, и это радует отдельно. Задержать дыхание и нажать на спуск.

Выстрел оказался удачным. Алексей видел это даже сквозь вспухшее облако дыма. Надир-шах, нелепо взмахнув руками, вывалился из седла. Дело сделано. Осталась самая малость – умудриться убраться отсюда подобру– поздорову.

Алексей вскочил. Чего уж теперь-то заботиться о скрытности, когда зависшее в безветрии облако точно указывает на его позицию. Можно, конечно, сдуру попытаться отсидеться за валуном. Тут ни одна пуля не достанет. Но это ненадолго. Ради такого приза могут и пушку подогнать. Это даже если забыть о тех, кто бросится на штурм скалы. Остается только воспользоваться моментом растерянности, да еще той малой форой, пока будут взводиться курки.

Алексей побежал к спасительным деревьям. Снизу раздались первые выстрелы. Вокруг растревоженными шмелями зажужжали пули. Попасть из гладкоствольной фузеи на такой дистанции практически нереально, даже с использованием дальнобойных пуль Терехова. Но когда стрелков сотни и плотность огня очень велика, столь же стремительно увеличивается и вероятность получить-таки причитающийся тебе гостинец. Опять же имелись у персов и штуцерные стрелки, а это уже куда как серьезно.

Ну слава тебе господи, вот и деревья. В ствол с тупым стуком ударила пуля, отколов кусок коры. На большее ее не хватило. Так и осталась торчать, наполовину уйдя в кору высокой сосны. Алексей отметил это только краем сознания. Не хватало еще отвлекаться на такие мелочи. Не угодил свинцовый шарик в него, и слава богу. Потому как он не дерево и его тело куда более податливо, чем древесина.

А вот и веревка, заботливо подготовленная Гасаном. Схватить конец и бегом наверх, только успевай ноги переставлять. Быстрее, еще быстрее. Хороший склон. Куда круче, чем при подъеме от реки. А вот веревочку возможным преследователям оставлять никто не собирается. И вообще, самим еще может понадобиться. Подумаешь, потерял на этом время. Ничего, всего-то секунд пятнадцать.

Еще немного, и ноги выносят его на опушку близ вершины. Сзади все еще слышатся выстрелы. Глухо грохнула пушка, и ядро с треском вломилось в деревья гораздо ниже по склону. Интересно, кого они все еще пытаются достать? А вот и Гасан. Нервничает, время от времени ерзая в седле от нетерпения и неопределенности.

– Ты как, не ранен? – Гасан не то что встревожен, а близок к панике.

Скажете, воин и паника понятия несовместимые? Еще как совместимые. Просто нужно иметь представление о том, какой будет погоня за убийцами шаха. И какой будет расправа над дерзнувшими это сделать. Так что и паника и страх сейчас вполне объяснимы. Вот, например, Алексей – его разве только не колотит. Успел насмотреться на порядки в шахском войске.

Нет, у русских тоже не сахар, но ведь ничего особенного, ну отрубят голову или повесят, и вся недолга. Персы же были непревзойденными мастерами различных казней, которые подчас могли длиться очень долго. Может, он и предвзято к ним относится, но проверять это на собственной шкуре как-то неохота.

– Нормально, дружище, – вскакивая в седло, облегченно произнес Алексей.

Конечно, верховая езда это не отдых и требует определенных усилий, но все же это не то что бегать по горам на своих двоих. К слову сказать, ноги у него тряслись настолько, что идти дальше он был просто не в состоянии. Нет, не от страха, хотя и это имело место. А от напряжения при столь стремительном подъеме. Так что облегчение, испытанное им, вполне объяснимо.

Ну да чего теперь-то. Лошадь под седлом. Склон не такой уж и крутой, деревья растут не густо. Можно даже пустить лошадей рысью. Но с этим лучше обождать, пока они не окажутся на противоположном склоне, где деревья растут небольшими группами. Все же скачки в лесу это не шутки, что для лошади, что для седока.

– Ардынцев, только не говори, что ты опять ошибся, – вперив в капитана КГБ не предвещающий ничего хорошего взгляд, угрюмо произнес полковник Измайлов.

Собственно говоря, понять его несложно. Судьба любила с ним поиграть. Было дело, он, командуя ротой преображенцев, оказался в числе немногих, кому смог довериться государь. За беспримерную службу капитан Измайлов был пожалован званием полковника и стал командиром Лейб-гвардии Преображенского полка.

Казалось бы, вот оно. Полковник гвардии. Предел мечтаний. Впрочем, вскоре достигнутое положение уже не казалось последней ступенью. А что, вполне нормально для того, кто мечтает о карьере, а не устраивается с удобствами в своем теплом болотце. Тут главное не зевать. Молодой император по факту не имеет сподвижников, а потому подбирает их с поспешностью, выискивая в своем окружении. Ну и многие ли могут быть ближе, чем императорская гвардия? Так отчего бы не попробовать подняться еще выше.

Не сложилось. Господи, и как только он не смог распознать тот клятый заговор? Впрочем, а как он мог что-либо заметить? Заговорщики на всех углах о своих намерениях не кричали и его, грешного, в свои ряды не зазывали. А зазвали бы? Ну тогда он со всей своей широтой души поднял бы полк и-и…

Хм. Наломал бы дров. Холку ему за такое самоуправство намылили бы, это точно. Но зато и в эту глухомань не сослали бы, и полк все так же значился бы в гвардии, а не обретался на краю империи.

Минуло уж пять лет, как их отправили сюда для дальнейшей службы. Хорошо еще, что не на пару лет раньше. Иначе многих уж схоронили бы, как оно и было у Низового корпуса на протяжении почти десятка лет. Когда же пришли преображенцы, многое изменилось в лучшую сторону.

В губернии появилось множество медиков, которые сумели-таки противостоять болезням. Полностью справиться с этой напастью не вышло, но ситуация уже и не столь плачевна, как прежде. Солдаты были приучены к разнообразной пище еще в столице, а потому им оказалось проще свыкнуться с новыми условиями. Добавить сюда строгий подход к службе и быту со стороны самого Измайлова, и картина будет полной.

В принципе, согласно императорскому указу, полковник Измайлов уже мог уйти со службы и удалиться в свое родовое имение. Но поступить так он не мог. Не было ему покоя. История императорской гвардии золотом вписывается в историю России. Множество достойных мужей вышло из ее рядов. Преображенский полк был колыбелью птенцов гнезда Петра Великого. С него начинались все великие дела.

Поэтому нет никаких сомнений, что он останется в истории, как останутся и имена его командиров. И его, полковника Измайлова, имя также сохранится. Вот только не хотелось ему, чтобы его имя связывали с лишением полка гвардейского звания. Но тут он изменить ничего не может. А вот добиться, чтобы при его же командовании это звание вернули, это ему по силам. И он не одинок. Примерно треть офицеров, отслужив положенное, удалились на покой. Еще какая-то часть их либо погибли в стычках, либо умерли от болезней. Но остальные упорно продолжали служить, даже отвергая предложения о повышении. Нет, если в самом полку, взамен выбывшего, дело иное. А если речь заходила о переводе, то ни в какую.