Игорь Николаев - Вся трилогия Железный ветер одним томом

— Догоняй, — проворчал он через плечо.

Первые три месяца войны в крупных городах соблюдали светомаскировку, но после того, как заработала новая система дальнего оповещения, постоянное затемнение отменили. Теперь свет отключали при обнаружении вражеских бомбардировщиков, но на Москву налетов не случалось с сентября — враги прекратили террор населения, полностью сосредоточившись на промышленных центрах и транспортных узлах. А в декабре свернули и их. Вечер был достаточно поздний, но многие окна светились уютным домашним светом. Редкие прохожие вежливо приподнимали шляпы, хирург отвечал тем же, майор ограничивался кивком, засовывая руки поглубже в карманы, показывать лишний раз увечье он не хотел.

— Барнумбург… — пробормотал себе под нос Зимников, когда они проходили мимо детской площадки, занесенной снегом. Небольшая статуя веселого гномика хитро щурилась из-под белой снежной шапки, далеко выставив красный нос.

— В ад и обратно, — в тон ему отозвался Поволоцкий.

Этот короткий диалог ничего не сказал бы стороннему наблюдателю, но стал вполне исчерпывающим и осмысленным для обоих собеседников. Вольный город Барнумбург, самый ухоженный и зеленый город Западной Европы. Его больше нет, стерт с лица после двух жестоких сражений, в одном из которых принял участие батальон Зимникова и хирург Поволоцкий. Барнумбург тоже был красив и уютен…

— «И лишь волки выли на развалинах», — вспомнились медику строки из учебника истории, а может быть литературы. Волки не волки, а если верить глухим слухам, в Барнуме действительно не осталось никого, кроме безумцев и сектантов — «семерки» кропотливо «зачистили» опору плутократии и сборище нечистых расовых типов.

Где-то вдали заквакал клаксон паромобиля, и Поволоцкий вздрогнул — отразившись между стенами домов, звук принял замогильное звучание, словно голодный призрак провыл в бессильной злобе к живым. На секунду все вокруг показалось нереальным, словно хитро наведенный морок закрыл людям глаза. Казалось, моргни — и сквозь завесу фата-морганы проступит жуткая реальность — обугленные деревья, развалины домов с пустыми глазницами выбитых окон, серый от копоти и пепла снег. Хирург поежился и прибавил шаг, отгоняя непрошеные видения.

— Пришли, вроде, — сказал Зимников, задрав голову и всматриваясь в высокое здание. — Хороший домик, старая постройка, из кирпича. Дорого, зато на века.

— Да, пришли, — отозвался Поволоцкий, стягивая перчатки.

— Ну что же, господа, думаю, представляться нам не надо, все так или иначе друг друга знают, — произнес профессор Черновский.

Зимников стоял молча, можно было сказать, что он нервно потирал руки, но поскольку кисти у майора отсутствовали, то металл скреб по металлу с тихим и противным скрипом.

— Значит, вот ты какой… — тихо проговорил Петр Захарович, вглядываясь в лицо Терентьева с болезненным любопытством. — Значит, это ты их всех убил…

Иван промолчал, лишь судорожная гримаса на мгновение скользнула по его лицу — словно туманный силуэт в глубине моря.

Он хотел было что-то сказать, но не стал, лишь склонил голову.

— Это ты… — повторил Зимников надтреснутым голосом. — Мы прошли по всей Африке, Азии и Индии, пережили мост у Саарлуи… А тех кто остался, ты погубил у Рюгена… Не сам, конечно, но остались они там из-за тебя.

— Можно сказать, что так, — глухо произнес Терентьев. — Я не просил вытаскивать меня. И у меня были причины остаться.

— Да, больная совесть… Таланов рассказал мне. Но это все равно из-за тебя, хотел ты или нет.

Терентьев выпрямился и развел руки в молчаливом жесте, словно к чему-то приглашая. Мгновение Зимников думал, а затем резким точным жестом ударил Ивана в солнечное сплетение сгибом крюка. Попаданец с сиплым хрипом согнулся, жадно хватая воздух открытым ртом, Поволоцкий быстро шагнул к нему и подержал, не давая упасть навзничь. Майор прислонился к стене, перед глазами роились черные мухи боли — удар отдался в изувеченную руку.

— Надеюсь, ты того стоил, — через силу проговорил Зимников.

— Все, хватит! — неожиданно резко и громко рявкнул щуплый Черновский. — Не для драки собрались!

Терентьев с трудом распрямился, опираясь на плечо медика.

— Закрыли вопрос? — хрипло спросил он у Зимникова.

— Д-да, — с видимым усилием вымолвил тот, все еще опасаясь отлипнуть от надежной стены.

— Тогда прошу в дом, нечего в прихожей объясняться, — предложил Иван, все еще шумно дыша, взъерошенный как воробей — удар у аэродесантника был поставлен на славу. — Польты на вешалку и здесь разуваются.

Квартира у Терентьева была уютная, с одной большой залой и небольшими комнатками, окружающими ее. Чистая и ухоженная, понимающий человек с первого взгляда определял, что это не холостяцкая берлога. Присутствие женщины и ее заботливых рук читалось во всем — в симпатичной стеклянной зверушке на книжной полке, в вязаных салфетках, заботливо положенных на спинки кресел и даже в сервизе с цветочками, укрытым за стеклом большого буфета.

— Жена? — лаконично спросил Зимников.

— Да, — так же кратко ответил Иван. — Она будет нескоро.

— Ясно…

Сдвинули кресла. Разместились по сторонам темно-коричневого, почти черного от времени стола — хозяева квартиры определенно предпочитали старые, солидные предметы обстановки. Терентьев и Черновский — ожидавшие, Поволоцкий и Зимников — новоприбывшие. Молчание затягивалось, понемногу становясь тягостным, никто не спешил начинать первым.

— Ладно, к делу, — решился, наконец, Черновский. — Позвольте полюбопытствовать, господа военные, как добрались?

— С разрешения медикусов, — исчерпывающе пояснил Зимников. — Те отпустили на пару дней.

— Тогда не будем тратить время, — решительно сказал профессор. — Вы хотели встретиться с тем, кто может выслушать и, быть может, помочь. Приложили немало усилий, подняли старые связи. Мы здесь и слушаем. Говорите.

— Бумаги… — начал было Поволоцкий, но Зимников жестом остановил его.

— Давай сначала на словах, объясни суть проблемы, — предложил майор.

— Проблема… — хирург задумался, еще раз кратко оценивая свои соображения, формулируя мысли. Его не торопили, терпеливо ожидая.

— Проблема начинается с того, что на дивизию, то есть на десять тысяч человек, нам нужно по абсолютному минимуму двадцать пять врачей, из них четырнадцать хирургов. Этих специалистов просто нет. Некомплект медиков чудовищный. А те, что есть — хронически не справляются со своей работой. Мы все думали, что умеем лечить раненых, а как оказалось — ни хрена!..

Мерцал неярким синеватым светом пятиламповый светильник под потолком, людские силуэты мутными пятнами отражались в полированной столешнице. Александр говорил, неспешно, четко, иногда умолкая, чтобы обдумать следующую фразу, временами возвращаясь и раскрывая иную проблему с новой стороны.