Игорь Николаев - Вся трилогия Железный ветер одним томом

Томас прошелся по коридору, покрытому бордовой ковровой дорожкой — в одну сторону, вдоль всего вагона, затем обратно. Исландия — достаточно небольшой остров, поэтому курсирующие по двум веткам «семейные поезда» не имели классических купе, только сидячие места. Но как раз сидеть Фрикке не хотелось. Шестьдесят — все-таки возраст, тело несколько утомилось в процессе полета и требовало активности. Поэтому Томас оставил свой невеликий багаж в специальном контейнере под креслом и ходил по второму этажу вагона, наслаждаясь движением, игрой все еще сильных мышц.

Прозрачный потолок в общем коридоре казался окном, прорубленным прямо в непроглядный мрак, а в самом поезде было тепло и очень уютно. Редкие встречные, спешащие по своим надобностям, уважительно приветствовали нобиля или отдавали честь, в зависимости от статуса. Все как прежде, до того как Томас сделал роковую ошибку…

Появившиеся как сугубо «противопартизанские» отряды, «ягеры» очень быстро множились. Начиная с тридцатых годов Евгеника непрерывно воевала, причем акции на подконтрольных территориях требовали как бы не больше сил, чем общевойсковые операции. Фрикке хватило ума и организационного таланта с самого начала формировать свои отряды не как чисто карательные, а именно как боевые части. Способные выжигать все вокруг, утилизируя неполноценный человеческий материал, и биться в открытом бою против врага, не отягощенного избытком тяжелого вооружения. Армия испытывала к детищу Фрикке смешанные чувства — с одной стороны, «ягеры» служили очень весомым подспорьем, зачищая тылы и зачастую сражаясь бок обок с линейными войсками. С другой, Томас буквально перехватывал у армейских наиболее перспективные кадры. Когда Астер, незадолго до своей печальной кончины, сформировал еще одну милитаризованную структуру — «Черное Братство», которая так же собирала солдат, офицеров и оружие, армия встала на дыбы, требуя отказаться от чего-то одного — «ягеров» или «братьев».

Астер в последний раз показал, кто истинный повелитель Евгеники, заметив, что стул о трех ножках стоит гораздо устойчивее, нежели на двух, и хорошо проредив командный состав вооруженных сил. Ягеры сохранили свое привилегированное положение и много лет верой и правдой доказывали, что Астер принял мудрое решение. Там, где оказывались бессильны военные и «братья», вперед выходили отдельные батальоны «волков», со временем заполучившие даже собственную бронетехнику.

Не обходилось без эксцессов, наветов и злобной клеветы завистников. В отрядах, выведенных из армейского подчинения, привыкших действовать автономно и полагаясь только на себя, понятие дисциплины носило весьма специфический характер. «Ягеры» были абсолютно преданы своей корпорации, командирам и нобилю, а остальной мир воспринимали как одну большую площадку для веселой игры. Это регулярно провоцировало скандалы.

Дело с работорговлей было самым шумным — в процессе «рейдовых операций» по Северной Америке «волки» организовывали целые рынки, где продавали антиквариат, драгоценности и рабов. Там же играли в карты и иные азартные игры, которые Астер объявил вторым наигнуснейшим изобретением плутократии после концепции всеобщего избирательного права.

Жалобщики упирали на подрыв дисциплины среди армейцев, которые там, на рынках, проигрываются и растрачивают казенные деньги. Кроме того, непрофессиональная распродажа живого товара противоречила поправкам к законам о расовой чистоте и отборе — слишком много потенциально ценного материала, особенно женщин, было продано по демпинговым ценам или просто испорчено.

Ответ Томаса сводился к тому (примерно и в очень дипломатичных выражениях), что если армейские офицеры такие бедные, что купить девочку не на что, то пусть не ходят на рынки. А если «Фабрики жизни» перестали восполнять демографические потери и Нации приходится считать по головам инородных производителей, это вина не честных солдат, а тыловых горе-организаторов.

Дело замяли, «ягеры» продолжали свою нескончаемую войну со всем расово неполноценным миром. На заснеженных просторах русских степей, в убийственной сырости южноамериканских джунглей, под огненным солнцем северной Африки — солдаты с крыльями нетопыря на петлицах и волчьей мордой на штандарте, сражались с неизменной стойкостью и успехом.

Штадур был последней остановкой, доступной для обычных смертных. Дальше начиналось царство государственных тайн и строго ограниченного пропуска. Вагон почти опустел, осталось не больше десятка человек, все либо военные, либо тот сорт людей, в которых наметанный глаз сразу узнает государственных служащих высокого полета. Томас спустился на первый этаж вагона, в буфет, и выпил стакан яблочного сока. Сейчас, против обычных привычек, он с удовольствием принял бы чего-нибудь покрепче, но здесь алкоголь не подавали. Чистые помыслы, незамутненный разум и что-то еще… Фрикке не помнил.

Так он и стоял у окна, отпивая по глотку, а поезд, меж тем, стремился дальше, на северо-запад, к центру мира. Если прежде путь пролегал по открытому пространству, то теперь состав двигался в специальной защитной трубе. За стеклом мелькали бетон и стальные панели, подсвеченные редкими плафонами и светом самого поезда. Изредка «Breitspurbahn» проносился мимо грузовых платформ, наполненных техникой и какими-то грузами в разнообразной таре.

Томас взглянул на часы, затем на табло у входа в вагон, где с помощью схематичной карты и светящихся лампочек отмечалось продвижение состава. Томас знал, что в действительности показания несколько искажены, на случай, если некий террорист все же пройдет сквозь сито проверки и пронесет на борт бомбу с намерением взорвать ее по пути. Но все равно — конец пути уже близок. Фрикке пошел за багажом.

Если начало путешествия прошло под знаком уверенности и готовности принять любой исход, то сейчас, когда финал стал так близок, Томас чувствовал неуверенность, и даже робость. Все-таки в опале была какая-то определенность, однозначность. А вот что ждет его сейчас — не дано предсказать никому.

Но вряд ли что-нибудь хорошее.

Гениальный физик и математик Айзек Айнштайн привлек внимание вождей Евгеники давно, еще в конце двадцатых годов. Исследуя теорию чисел, неевклидову математику и риманово пространство, профессор Айнштайн обнаружил странный, в высшей степени загадочный эффект, проявляющийся при специфической комбинации электромагнитного излучения и сложносоставных резонаторов. Сам ученый полагал, что сумел материализовать теоретическую абстракцию — математический ноль. «Эффект Айнштайна» был крайне многообещающ, но обладал одной неприятной особенностью — активация неизменно влекла волну «энергетического отката», разрушающего все вокруг. Профессор и его ассистент чудом остались в живых после первого опыта и потратили много лет, безуспешно стараясь обуздать явление.