Рава Лориана - Тучи над страной Солнца

-- Ты прав. Маленький Гром, я взяла с собой карандаш и бумагу, чтобы ты смог написать ей всё, что сочтёшь нужным. Если тебе важно, чтобы тайна касалась только вас двоих, то я клянусь тебе, что не буду читать это. Но только пожалуйста, найди сейчас слова....

Маленький Гром ничего не отвечал, только мял случайно попавшую к нему в руки ветку.

-- Хочешь, я отойду, и не буду тебе мешать сосредоточиться.

-- Ладно, хорошо... Давай сюда бумагу.

Заря протянула бумагу и отошла на одну из дальних тропинок сада. Она глядела на здание госпиталя, и думала, что очень может быть, именно в этот момент там кто-то помирает, ведь не всем же повезло как Маленькому Грому, получить сравнительно лёгкую рану. Заря представила себе христианского бога, спокойно взирающего с небес на людские страдания, и её передёрнуло от этой мысли. Хоть бы уж этот бог не мешал людям жить как они хотят, если уж не помогает. Но ведь сколько зла приходит в мир через его адептов, и он их ПРОЩАЕТ, НЕ ОСТАНАВЛИВАЕТ. Или не прощает? Но тогда почему в явной форме не сообщает им об этом? Что вообще в голове у пиратов творилось, когда они творили своё черное дело? Ведь Пушинку насиловать было не обязательно даже чисто с прагматической точки зрения -- невинная она бы стоила по любому дороже, а от насилия могла бы вообще умереть, а мертвую не продашь. И всё-таки они пошли на это... неужели ВСЕ были настолько пьяны? Едва ли... Маленький Гром окликнул её, прервав размышления.

-- Готово, -- сказал он, протянув свёрнутый листок. Заря взяла его и уже хотела было попрощаться, но тот продолжил, -- Знаешь, Заря, я первое время не понимал, как стало возможно то, что случилось. Потом мне люди Инти объяснили, когда я дал им показания... Но тебе, поскольку ты не родилась в нашем городе, это едва ли будет понятно.

-- Всё равно расскажи.

-- Хорошо... знаешь ведь, что у нас тут два народа, чиму и кечуа. Так вот, нас с детства учат, что все народы должны жить дружно, и мы стараемся так жить, но есть такие люди, которым это не нравится. Ведь наши предки воевали друг с другом, и кечуа под руководством инков когда-то покорили Чимор... и есть люди, которых этот факт оскорблял. Едва ли кто признается в этом вслух, его мало кто поймёт, но есть такие, кто долгие годы таил обиду в душе. Ведь во время Великой Войны было и такие, что помогал завоевателям. Кто-то был просто шкурник, но были и те, которые так мстили инкам и кечуа за нанесённые их предкам обиды. Конечно, после войны их за это покарали, но иные из их потомков до сих пор мечтают о мести. Эспада и его любимцы были из таких, хотя тщательно это скрывали. А христианство лишь развязало им руки для вербовки сторонников... Так мне это объяснили люди Инти.

-- Понятно...

-- Я не знаю, стоит мне говорить Пушинке или нет, но после того как над ней надругались, меня вывели из отсека с пленниками и показали её... Платье на ней было разорвано, она была вся в крови и без сознания. А рядом стояла Морская Пена и смеялась.

-- За что она с ней так?

-- Морская Пена всех женщин ненавидит. По крайней мере молодых и красивых. И меня она тоже ненавидит, хотя я об этом до того дня не знал.

-- А тебя-то за что? Ты ведь ей лично ничего плохого не сделал...

-- Когда меня привели,Морская Пена, смеясь, показала на Пушинку, и сказала: "Смотри, Маленький Гром, во что превратилась твоя невеста!" "За что вы с ней так? Она же теперь умрёт..." "За то, что я ненавижу вас всех, чистеньких и порядочных! Я знаю, что вы, которые женятся один раз и на всю жизнь, как завещал Манко Капак, перешёптываетесь у меня за спиной, что я грязная шлюха! Хотя сами, поставь вас перед выбором, оказываетесь ещё теми сволочами. Знаешь, зачем я тебя позвала -- хочу предложить тебе жизнь и свободу с одним условием: ты здесь сейчас прямо при мне надругаешься над своей невестой!" От гнусности такого предложения я онемел, а Морская Пена продолжала: "Ведь если ты это сделаешь, то тебе ничего не останется как к нам присоединиться. И ты станешь одним из нас!" "Что, слишком много ваших мы всё-таки покрошили?" -- не удержался я от подколки. "Много, но дело не в этом. Даже из тех, кто убивал, отнюдь не все хотели ругаться над Пушинкой, но яих заставила", -- я она произнесла с каким-то упоением, -- "Да, я! Хоть и через Эспаду. Мне нравится когда люди переступают через порядочность, отсутствием которой мне в глаза любят колоть! Послушай, а почему ты не хочешь ею овладеть? Ведь она ничего не почувствует даже! Может, так и умрёт не узнав? Послушай, неужели будучи женихом и невестой вы никогда не позволяли себе..." -- и она плотоядно усмехнулась. Мне стало до того противно, что я был готов скорее дать себя на куски разрезать, чем выполнить то, что она хотела. Я как-то слышал легенду белых людей о царице, превращавшей людей в свиней, а свинью белые люди почитают символом всего подлого и грязного, но та, вроде, меняла лишь внешний облик, а эта -- нутро. Она за отказ стать сволочью меня поджарить даже хотела. Этого даже Эспада не выдержал, сказав, что хватит, пусть меня уведут. И меня увели обратно. Но я теперь понимаю, за что со нами так поступили -- ещё задолго до этого дня люди, которые приняли христианство, стали мысленно отделять себя от остальных, давая волю тому дурному, что в них было подавлено идеалами инков. Стоило только эти идеалы отринуть -- и вылезло всё дурное. Может, это и больнее всего. Может, было бы не так обидно, если бы пришли белые люди и сделали то же самое... Что ещё от них ожидать. Но когда это сделали те, кто знали Пушинку как мою невесту, кому она не раз кивала и приветливо улыбалась, считая своими... а они оказались даже хуже чужих... -- говоря это, Маленький Гром теребил в руках веточку, -- может, это её и мучает больше всего, но она этого не понимает... Ладно, иди. И передай её ответ как можно быстрее.

Получив от Маленького Грома записку, Пушинка прореагировала весьма бурно:

-- "Отрекись от Христа, и мы снова будем вместе!" -- вот что он пишет! -- в порыве чувств она бросила записку на пол, -- Но разве я могу пойти на это?!

-- А что для тебя Христос? -- постаралась спросить Заря как можно спокойнее.

-- Тот кто после смерти будет нас любить и простит нам всё, что мы сделали не так. Я теперь понимаю, что слишком много я успела натворить за жизнь, чтобы я могла не нуждаться в прощении...

-- Ты?! Но разве ты сама сделала что-нибудь плохое? Разве ты кого-то убила, что-то украла?

-- Нет, но разве дело в этом? Я понимаю, сколько во мне нечистоты. Ты никогда не верила во Христа по-настоящему, тебя подослали шпионить, и ты... тебе не понять... -- Пушинка отвернулась и устремила взор куда-то в пространство

-- Да, я не верила во Христа если ты имеешь в виду под верой отречение ради него от того, что я люблю. Но был когда-то я его уважала, а теперь... вот если бы тебя всё-таки не успели вынуть из петли, то ты бы могла погибнуть, и тебя бы твой Христос отправил бы жариться на сковородке. Хотя знал бы, что поступила так именно потому, что тебе было очень плохо. Но наказал бы тебя, а не тех, кто тебя до такого состояния довёл. Вернее, их бы, может, наказал, тоже, но тебя всё равно на сковородку отправил... Разве может быть такой бог нам судьёй? Разве можно говорить о вине перед ним? Или, может, ты ещё перед кем-то себя чувствуешь виноватой?