Рава Лориана - Тучи над страной Солнца

-- Андреас, не стоит, -- сказал брат Томас, -- они ведь не поймут, в чём ты упрекаешь их предков, защищавших свою родину. Ведь у нас, христиан, есть понятие о справедливой войне, и Великая Война под него подпадает. Что касается молитв за врагов, -- то ведь они не понимают, зачем это нужно. Ведь они не верят в то, что без этих молитв их врагов за гробом ждёт вечная мука, а защищая свою родину, они были правы. Во всяком случае, не нам ставить им это в вину.

-- Однако из-за своей победы в Великой Войне они оказались лишены света христианского учения на долгие годы, и потому не могли вести добродетельную жизнь, -- процедил отец Андреас.

-- Разве не могли? Даже тыне будешь отрицать, что и добродетель тут тоже встречается. Начать с того, что большинство местных жителей живут в единобрачии и даже не изменяют супругам. У них есть понятие о мужестве и воздержанности, и справедливости и милосердии. Мало того, здесь это встречается даже чаще, чем в Испании. И зачем говорить с ними о том, что им итак ведомо? Лучше объяснить им, почему языческая нравственность всё же не полна.

-- Да, Томас, во многом ты прав, -- сказал отец Андреас. Ведь и язычник -- не обязательно существо, погрязшее в пороках. Он может быть честным, смелым, щедрым, верным. Его сердцу также ведомо милосердие. Не в этом различие между христианином и язычником. Христианин ещё знает добродетель кротости, он может то, что не может никакой язычник -- прощать своих врагов. Язычник ликует над трупом врага, христианин -- скорбит. Поняли ли вы, чем мы отличается от вас?

-- Что-то я не заметил у вас никакой кротости к врагам, -- вставил молчавший до того Кипу, -- если вы столь кротки, то почему так часто оскорбляете нас?

Отец Адреас вздрогнул как от резкого удара, и глаза его налились яростью.

-- Так ты здесь, дерзкий мальчишка! -- вскричал он. Его ярость после слов о кротости не могла не вызвать в зале смешков.

-- А почему бы мне и не быть здесь, -- ответил Кипу как можно невозмутимее, но в его взгляде, который уловила Заря, блеснуло понимание. Значит, главный амаута не просто так "не советовал" Кипу не приходить, значит, на этом настаивал сам отец Андреас, видимо, через наместника. Всё это стоит обязательно отразить в отчёте, который она на днях собирается послать Инти.

-- О твоём дерзком поведении должно стать известно твоим наставникам, и они с тобой разберутся, -- ответил отец Андреас.

-- Хи-хи, -- прокомментировал со своего места Якорь, -- он будет жаловаться тем, кого христиане зовут не иначе как "нечестивыми языческими жрецами". Кипу, можешь не париться, он тут сделал против распространения христианства больше, чем все мы вместе взятые.

Отец Андреас елейно заметил:

-- Видно, всё же не так сильна в вас добродетель уважения к старшим, как это должно бы. А кроме того, язычник может быть добродетелен, но только.... -- монах сделал намеренную паузу, хитро прищурившись и подняв палец к верху, -- только вопреки язычеству. Язычество же само по себе побуждает человека к жестокости и разврату, в конце концов последовательный язычник неизбежно приходит к человеческим жертвоприношениям. Вам кажется, что вы свободны от этого, но лишь потому, что вы слишком мало знаете о собственной стране. Да, мы, христиане, знаем правду, которую столь тщательно скрывают от вас. Ведь вы и не подозреваете, какие отвратительные оргии закатывает Первый Инка со своими приближёнными. Не знаете также, что в вашей стране приносили человеческие жертвы. Однажды Тупак Юпанки приказал отобрать 500 самых красивых детей и закопать их живьём! Во всех книгах о вашей стране рассказывается об этом.

-- Если так говорится, из этого отнюдь не следует, что это правда. Разве христиане были в Куско, чтобы видеть Первого Инку и его приближённых за оргиями? Нет, они они записывают такие истории исключительно по слухам, а слухи нередко лживы. Что до Тупака Юпанки, то от него и до того времени, когда христиане впервые попали в Тавантисуйю, прошло около 50 лет, что христиане могли узнать точного о столь далёких временах?

-- Но ведь откуда-то это взялось в наших книгах, -- возразил брат Томас, -- не могут же люди таклгать!

-- А почему нет? -- спросил Кипу, -- про нас пишут много разной чепухи, вы уже не раз могли в этом убедиться.

-- Однако ты же не будешь утверждать, что всё, что пишут про вас в наших книгах -- клевета? -- спросил отец Андреас.

-- Буду. По большей части это действительно так. Тем более что именно вы, ваша Церковь запретила распространять написанные у нас книги в подвластных вам землях, так что вы можете лгать сколько угодно, а мы даже возразить не можем.

-- Хорошо же, -- хитро улыбнулся отец Андреас, -- я сейчас расскажу о том, что говорится в наших книгах, а ты опровергнешь это, если сумеешь. Только не перебивай меня.

-- Хорошо, -- ответил Кипу.

Глядя в масляные глаза отца Андреаса, Заря пыталась понять, где тут подвох, но поначалу она не догадалась. Лишь позже до неё дошло... Андреас же рассказывал истории одну бредовее другой. Одна была про то, что якобы какой-то учитель ещё задолго до белых людей изобрёл буквы и алфавит, но инки, не желая, чтобы хоть кто-то знал грамоту кроме них(ибо тогда рухнула бы их власть), этого самого учителя сожгли. Затем рассказал, что Пачакути якобы приказал злодейски умертвить несколько тысяч захваченных им в плен вражеских знатных воинов. Дальнейшие истории уже слились в сознании Зари в какое-то сплошное кровавое месиво из убийств, пыток и казней. Она помнила, что после каждой истории Кипу пытался возражать, говоря, что в Тавантисуйю не могут казнить просто так, всегда по закону, а какой закон нарушил тот учитель, было неясно. Ведь не только в Тавантисуйю, ни в одной стране мира закон не может быть сформулирован по принципу "Не изобретай того-то и того-то", пока что-то не изобретено, о возможности этого и не подозревают. К тому же потом с появлением бумаги алфавит был введён. История про убитых пленников тоже была крайне сомнительной. Кипу напомнил, что для Пачакути было важно установить между народами отношения мира и братства, а жестокая и бессмысленная расправа над беззащитными пленниками не могла не вызвать справедливого гнева их народа. Это для Пачакути было никак не нужно. Другое дело, что враги, дабы их войны сражались до последнего и не сдавались в плен, могли распространять вот такие клеветнические слухи. То, что это ложь, было очевидно и потому, что даже Андреас не мог внятно ответить на вопрос -- а зачем это Пачакути было нужно? Впрочем, священника это не смущало -- по его логике, "кровавый тиран" должен убивать уже просто потому, что он кровавый тиран. Потом Кипу куда-то вызвали, и последующие истории остались без его комментариев.