Михаил Ланцов - Маршал Победы. Освободительный поход попаданца

— Кто бы мог подумать еще пару лет назад, — покачал головой Петен.

— Никто. Мы недооценили Союз, и он преподнес нам сюрприз.

— Ладно. Рейх, полагаю, сейчас явно не в том состоянии…. А, что касается Италии и Испании? Как они? Идут на контакт?

— На контакт-то они идут, только что мы сможем сделать без Рейха? Он рассматривался как главная сила нашей коалиции.

— Мы и сами вполне справимся. Тем более что с Союзом у нас никакой войны нет. А Италия так и вообще — довольно активно торгует. Хотя, конечно, без Рейха будет тяжело, — покачал головой Петен. — Как я понял, предварительное согласие на созыв конференции вы получили? — После небольшой паузы спросил президент Окситании.

— Так точно, господин президент.

— Тогда переходите к официальной части. Не будем откладывать в долгий ящик.

— Но Муссолини настаивает на проведение конференции в Риме…

— Я не против его просьбы. В Риме, так в Риме.

3 марта 1942 года. Германия. Берлин. Особняк Гальдера

Гудериан выпустил сигаретный дым и отхлебнул немного ароматного кофе.

— Сведения точные? — Уточнил после нескольких минут гнетущей тишины Гальдер, чуть раздраженно потирая виски.

— Да. — Кивнул Гудериан. — Наш добрый фюрер вызывал меня к себе и давал накачку. Исходя из ее содержания, можно сказать только одно — мы очень близки к тому, чтобы заключить перемирие с Лондоном.

— То есть, выступим для него пушечным мясом… — заметил Шпеер.

— Скорее всего, — кивнул Хайнц.

— Как вы думаете, ваш друг выйдет еще снова на связь? — Вкрадчиво поинтересовался Гальдер, глядя прямо в глаза главному инспектору танковых войск Вермахта.

— Полагаю, что он не просто так передал нам вышеупомянутые документы. Он выдерживает время и подбирает момент. Ведь нам нужно все проверить. Конечно, его персональный авторитет высок, но, он не рискует.

— Он? Вы считаете, что маршал играет свою персональную партию?

— Сложно сказать. Иногда мне так кажется, а иногда мерещится, что он чья-то марионетка. Он очень интересный человек. Боюсь, что мы вряд ли узнаем когда-либо истину.

— Если это его персональная игра, то чего он хочет?

— Союза между нашими странами. Все что я о нем знаю, говорит только об этом. Даже Ольгу он взял в жены с определенным подтекстом.

— Да, — кивнул Шпеер, — ход с этим браком оказался очень сильным. Никто и не ожидал, что такая мелочь так интересно раскроется. И ведь чем больше официальные власти будут отрицать причастность этой женщины к войне, тем больше солдаты станут ухмыляться и сально шутить.

— Он вообще сделал очень много ходов. Вспомните Испанию и Чехословакию. Не догадываетесь, ради чего маршал влез в эти, в общем-то, довольно сложные и не очень нужные для Москвы кампании? — Улыбнулся Гудериан.

— Контраст? — Чуть помедлив, спросил Гальдер.

— Он самый. — Кивнул Гудериан. Отхлебнул кофе и продолжил. — За довольно короткий промежуток времени отношения Союза и Рейха были подвергнуты встряске в ряде конфликтов, в ходе которых даже у весьма далекого от аналитики простого человека получался вполне однозначный вывод.

— Вместе мы побеждаем, врозь — умываемся кровью, — тихо произнес Шпеер.

— Именно так. Насколько я знаю, наш дорогой друг умудрился даже промышленников заинтересовать. Вспомните ту же Чехословакию. Поначалу они очень благоприятно восприняли вхождение в состав Рейха. Но уже сейчас их оценки куда более кислые. Проблемы с сырьем. Нарастающий перекос в сторону военной продукции. Прогрессирующее недовольство населения. В общем — ничего хорошего. Да и у нас — не лучше. Этот фолькштурм оказался натуральной трагедией для экономики и промышленности Рейха. Вы полагаете, это осталось не отмечено? А ведь в период тесного сотрудничества с Союзом имелись совсем другие прогрессии. Так что — игра от контраста проведена очень грамотно.

— Сейчас бы сесть за стол переговоров, а не к наступлению готовиться, — с мрачным видом произнес Альберт. — Этот неугомонный маньяк совершенно из ума выжил. Ведь есть же точки соприкосновения.

— Для него нет, — покачал головой Гальдер. — Рейх если и сможет договориться с Союзом, то только без его участия. Ну и, разумеется, без НСДАП. Боюсь, что русские захотят призвать к ответу военных преступников и их пособников, как это уже было в Польше. Поэтому и не идет. Для него только два пути — или победить в этой войне, или погибнуть.

— Не только для него.

— Безусловно, — согласился Гальдер.

— Тогда что нам делать? Отправлять на верную смерть сотни тысяч наших парней? Молодых, крепких, здоровых. Надеюсь, ни у кого нет сомнений в том, что войну мы уже проиграли? — Обвел всех присутствующих взглядом Гудериан.

— Нам? — Переспросил Гальдер. — Ждать нового контакта. Полагаю, что ближе к началу кампании с нами свяжутся. Ну и готовиться. Ведь нам понадобятся не только благие намерения…

17 марта 1942 года. Вашингтон. Белый дом. Рабочий кабинет президента США

— Несмотря на ожесточенное сопротивление наших войск, бои в районе Панамского канала идут очень неудачно для нас… — произнес мистер Уоллес.

— Ожесточенное сопротивление, — медленно проговорил, буквально пробуя на вкус, Рузвельт. — Как интересно. А ведь численное превосходство было на нашей стороне. Как так получилось, что в ходе ожесточенного сопротивления мы получаем это, — кивнул президент на свежий номер британской «Таймс» с опубликованными японскими сведениями, говорящими о большом количестве американских военнопленных, захваченных в Панаме. — Ожесточенное сопротивление чему? Выполнению своего долга?

— Я полагаю, что японцы вводят в заблуждение британских журналистов…

— И советских тоже? — С железом в голосе уточнил президент. — Вот там, — он кивнул на «Правду», — одна из серии статей, освещающая боевые действия в Панаме. — Вы ведь не хуже меня знаете, что японцы вывозят всех наших военнопленных в Китай, содержа в соответствующих лагерях. И ваша агентура, мистер Донаван, — кивнул Рузвельт на начальника УСС, — подтверждает сведения об очень большом количестве военнопленных… американских! И после этого вы мне будете говорить о каком-то ожесточенном сопротивлении?!

— Сэр, — подобрался Уоллес, — наши солдаты делать все, что могут. Но это нападение оказалось совершенной неожиданностью. Мы предполагали, что после нейтрализации нашего флота в Тихом океане японцы займутся захватом Юго-Восточной Азии, дабы добраться до жизненно важного сырья вроде нефти и бокситов. Но они поступили иначе. Поставки Сахалинской нефти и советского авиационного бензина, вкупе с рядом стратегических товаров развязали им руки и позволили действовать более дерзко. Мы такого хода событий просто не ожидали.